Побеждает любовь - страница 16

стр.

Когда мы шли из МТС, Стешка была очень веселой и все говорила мне:

— Ну что за наша МТС! Вот хороша-то, а? Где еще такую найдешь? Да нигде!

А у меня были свои мысли, свое волнение. Мне тоже очень понравилась МТС, мне хотелось работать в ней, быть у машин, научиться ими управлять. Я вновь и вновь вспоминала слова Глебова: «Так почему же тебе не стать трактористкой?» Так почему же не стать? — задавала я мысленно себе вопрос. Почему не стать?


Было воскресенье. Мы, подружки, сидели на бревне во дворе у Стешки и смотрели, как она мыла в деревянном корыте своих младших братьев, Ваську и Степку.

У ребят были густые рыжие волосы, которые слиплись от грязи и полны были песка. Стешка старалась промыть их, но это дело было сложное. Мыла у нее было мало, она где-то раздобыла этот кусок и теперь хотела растянуть его: вымыть братьев, искупаться самой, выстирать белье и оставить обмылочек матери.

Но промыть такие копны волос, как у ее братцев, и истратить мало мыла было трудно, Стешка сердилась и ругала их на чем свет стоит за то, что они такие грязные.

— А ты чего дерешься? — ревел Степка.

Васька молчал, но то и дело отбивался от ловких рук Стешки.

Стешкина бабка сидела на солнышке в своей овчине на полусгнившем пне и ворчала на Рыжую, что та в воскресенье моет братьев и стирает белье.

— Баб, ты не печалься, — спокойно говорила Стешка, — у меня с боженькой счеты, мы с ним всегда сговоримся, ты же меня знаешь…

Бабушка уставила свои мутные глаза на внучку, подумала, потом сказала:

— И впрямь у тебя свои счеты, ты у нас такая…

Какая она, бабушка не договорила, замолчала, а скоро и задремала, греясь на солнышке.

Стешка переделала все свои неотложные дела и стала одеваться, чтобы идти гулять.

Юбка у нее была старая и заплатанная, но коричневая кофта новая, Стешка очень ею гордилась. Сшила ее она сама из старой широкой юбки своей бабки. Эта юбка когда-то считалась особо праздничной, и бабка бережно ее хранила, даже своей дочери, матери Стешки, в свое время не дала, хотя та не раз ее выпрашивала.

А Стешке дала, хотя та и не просила. Подозвала к себе внучку, взяла своими худыми черными пальцами ее за плечи, в лицо глянула:

— Подрастешь еще малость, совсем хороша будешь, мало таких девок, все в тебе есть. Я тоже такая была. Одеть бы тебя, да где возьмешь-то? Что у меня в сундуке есть, все тебе передам. Ты поди сейчас, вновь переглянь все, выбери что-нибудь одно, я тебе и разрешу взять.

Стешка обрадовалась страшно. Из всех своих подруг только меня одну позвала, чтобы вместе с ней пересмотреть бабкино богатство. Там были три широкие юбки — две паневые, а третья коричневая из кашемира. Эта уже считалась очень дорогой, она была завернута в отдельную старенькую, чистенькую тряпочку и перевязана веревочкой. В сундуке была пара удивительно ловко сплетенных лаптей на маленькую ногу (и у бабки и у Стешки ноги были маленькие), несколько кофт старого фасона, два новых полотняных головных платка, два длинных холщовых полотенца с кружевами и третье вышитое самой бабкой красной и черной ниткой. Там же был мешочек, полный разноцветных лоскутков. Когда-то бабка собирала их, чтобы сшить лоскутное одеяло, но так и не смогла собрать на двухспальное. Мы долго рассматривали лоскутки и не могли на них налюбоваться, так уж они нам нравились. Этот мешочек с лоскутками казался нам целым богатством.

Стешка уговорила бабушку: взяла себе лапти, коричневую юбку и обговорила лоскутки — если доберет на двухспальное, то бабка отдаст ей этот мешочек с лоскутками, и Стешка сошьет себе новое, лоскутное двухспальное одеяло для приданого.

И вот сейчас Стешка надела свои новые, маленькие лапти, старенькую юбочку, коричневую кофту, и мы отправились гулять в лес.

Вскоре у нас разгорелся спор: если подходить с меркой «большого счета», то наша ударная прополка считается важным событием или нет?

После памятной беседы с Глебовым мы теперь постоянно рассматривали свои дела по мерке «большого счета», и здесь, обычно, у нас вспыхивали ожесточенные споры.

Для Стешки «большой счет» требовал чего-то исключительного, каких-то особых достижений, чего-то необычайного, а «какая-то там» прополка, пахота, уборка — все это, по ее мнению, были мелкие, обычные дела.