Побеждает любовь - страница 2

Через два года Степан решил вернуться к себе на родину, да в дороге случилось с ним несчастье — отстал от поезда. Обратился он в милицию, рассказал о своем бедственном положении и просил, чтобы его куда-нибудь устроили на работу, так как доехать до дома у него нет средств — все деньги остались в сундучке, в поезде. Брата направили в Рыбновский район, в совхоз Глебково-Дивово. Устроился он там рабочим. Уже давно можно было накопить денег на дорогу, но Степан все не ехал домой. А потом написал, что прижился в этом краю, хочет остаться. Сначала помогал нам, высылал деньги, потом женился. Помогать перестал.

Брат стал работать участковым милиционером в совхозе Глебково-Дивово. Работа ему нравилась, дорожил ею.

Недавно мать написала письмо Степану. Жаловалась, что трудно живется. Степан ответил тут же. Звал к себе. Мать поплакала, погрустила и ответила, что мы готовы выехать к нему. Брат приехал за нами.

Степан спал, положив себе под голову большой неуклюжий узел. Он переливчиво храпел, и во сне его доброе широкое лицо освещала хорошая улыбка. Сестра Нюра тоже задремала, я же не могла спать. Осторожно пробравшись между спящими людьми к двери теплушки, я удобно устроилась на чужом мешке, приваленном к стене.

На станции Дивово нас встретили товарищи Степана из совхоза. Погрузили вещи на подводу, подсадили нас, и телега загромыхала по тряской, пыльной дороге.

На семейном совете было решено: мать останется дома заниматься хозяйством и сидеть со Степановым малышом, Сашенькой, а мы с Нюрой и женой Степана Верой пойдем работать в совхоз.

— Как вы наша мать, ложки, плошки разделять не будем, жить будем одним хозяйством, — сказала Вера, — ну, а девки при вас, их никуда не денешь.

На другой день мы с Нюрой оформились в конторе совхоза на работу. Меня направили на парники, Нюру — на МТФ.

Еще в первый день нашего приезда я вышла на крыльцо и стала разглядывать незнакомые мне дома и улицу. Из-за угла противоположного дома показались какие-то девочки, мои ровесницы. Увидев чужую, они остановились около нашего крыльца. Несколько минут молча разглядывали меня. Наконец, одна из них, худая, длинная, с рыжей толстой косой, спросила:

— Ты откуда взялась?

— С Полтавщины.

— А зачем?

— Жить.

— Совсем? — удивилась та.

Девчата вплотную подошли ко мне.

— Я и сестра моя Нюра пойдем в совхоз работать, и Вера — Степанова жена, а мать по хозяйству останется. Вера так решила, — сказала я.

— А куда ты пойдешь работать? — спросила меня кареглазая.

— Куда пошлют.

— Ты просись к нам, — быстро сказала Рыжая, — на парники.

— А тебя как зовут? — спросила я Рыжую.

— Стешкой. Я из Высоковского колхоза, а это Тонька, — ткнула она пальцем в смешливую, веселую девочку, — а это Маруська, — показала она на беленькую, в веснушках, девочку, — а это — Маруся Муравьева, — и Стеша кивнула на девочку с темными волосами и большими карими глазами. Муравьеву Стешка не Маруськой назвала, — уважительно — Марусей, и единственную фамилию указала — это ее. Я сразу поняла, что Муравьева пользуется у девочек большим авторитетом, и с любопытством посмотрела на нее.

Все девочки были в старых, стоптанных лаптях, в таких же была и Маруся, но платье у нее было опрятнее и чище, чем у других, темные густые волосы аккуратно причесаны, красивое лицо — спокойно и самоуверенно.

— Хочешь, бежим с нами, — пригласила меня Стешка, — в Красный уголок привезли патефон. А заведует уголком Люба, сестра Маруси Муравьевой.

— Бежим, — с радостью сказала я. — А что такое патефон?

— Ящик, который поет, ну, как граммофон, — уже на ходу бросила Стешка, и все девочки побежали, а вместе с ними и я.

Мы быстро добежали до совхозного клуба.

В Красном уголке у небольшого столика в углу стояли девушки и парень и разглядывали какие-то черные круглые пластинки. Стешка сразу подскочила к девушке:

— Люб, где патефон?

— Да вот же патефон, — показала Люба на небольшой серый ящичек, стоявший на столике.

Мы все ахнули.

— Такой некрасивый?! — разочарованно протянула Маруся Муравьева.

— И он играет? — недоверчиво спросила Тоня Логинова.

Люба открыла крышку, положила тонкую плоскую пластинку на ящичек, покрутила ручку, приделанную к нему сбоку, поставила малюсенькую трубочку с еле видимой иголочкой на круг, который завертелся, и сразу комната огласилась музыкой, вальсом «Амурские волны». Стешка захлопала в ладоши, затопала ногами. Тоня Логинова подхватила Марусю Горшкову, и они закружились в вальсе.