Побратимы - страница 12

У родных он спрашивал: нет ли какой весточки от Аркадия, а если получили, то просил сообщить его адрес. Из дому ответили, что русский друг больше писем не присылал, а конверт от первого письма с номером полевой почты Арсен уронил, и козленок сжевал его.

В конце письма рукой Темиргерея была сделана приписка, что по общему настоянию аульчан его избрали председателем сельского совета, и он сдал свою бригаду Марьям. Базар-Ажай заменила ушедшего на фронт начальника почтовой конторы в Бав-Юрте, а брат Марьям — Манап пошел на фронт добровольцем. Произошло это так…

Как только Базар-Ажай стала заведующей сельской почтовой конторой, она задалась целью освободить от призыва в армию брата Марьям — Манапа и, выдав за него свою дочь, получить от Айзанат приличный калым.

Сперва она повела дело издалека. Как-то побывав у матери Марьям, она сказала:

— Вай, Айзанат, тебе трудно жить без дочери?

— Ой трудно, Базар-Ажай. В моем возрасте тяжело дрова рубить, чинить крышу, ходить по воду и доить буйволицу.

— Вот и я так думаю, — поддакнула Базар-Ажай. — А о Марьям тебе нужно забыть… Ушедшей воде нет возврата. — Тут же, прищурившись, добавила: — А что, если мы поженим твоего Манапа на моей дочери? Сама знаешь, дочь моя работящая, услужливая. Слова от нее плохого не услышишь. Валла, жизнь твоя сладкой конфеткой станет… Нравится мне Манап. Люблю я его. Лучшего зятя и желать не хочу.

— Дело говоришь, соседка, да только жениться ему не время. Скоро в армию призовут, — ответила Айзанат.

— А ты поговори с Темиргереем, пусть он в документах уменьшит годика два Манапу. Вот и выйдет по-нашему.

— Страшно. Вдруг люди узнают. Позор падет на наши головы.

— Не узнают, если ты сделаешь так, как я скажу. Об этом будем знать только мы — ты, я и Темиргерей.

— Ой боюсь. У меня язык не повернется просить Темиргерея. Может быть, ты его попросишь…

— Эх, лучше бы я тебе ничего не говорила, — досадовала Базар-Ажай.

На этом Базар-Ажай не успокоилась. Выбрав момент, когда Темиргерей был в хорошем настроении, она зашла к нему в сельсовет. Темиргерей сидел за столом и перечитывал письмо, что пришло от бойцов с фронта. Воины сердечно благодарили аульчан за присланные теплые овчинные полушубки, шерстяные носки, перчатки и другие теплые вещи.

Базар-Ажай остановилась у двери, сняла галоши с загнутыми вверх остроконечными носками, поправила на голове платок и, как говорится, сразу приступила к делу.

— В коридоре никого нет, — глянув на дверь, вкрадчиво предупредила она. — Мы свои люди. Ты — начальник, я — начальник. Поэтому можем говорить открыто. Я пришла к тебе от имени Айзанат.

И она изложила свой план, добавив:

— Голубчик Темиргерей, ты находишься у власти. Всё в твоих руках. Ждем твоей помощи. Сам понимаешь, Манап — последняя папаха в роду. Попадет на фронт — убьют. Некому будет род продолжать…

— Какой помощи? — спросил Темиргерей.

— Уменьши пару лет Манапу. Исправь документы.

— Вот оно что!.. Как же это сделать?

— Не знаю… В николаевские времена многие начальники так делали, и их детей не брали на войну.

— Разве николаевские и советские времена похожи? — сердито спросил Темиргерей. Он был возмущен. Ему хотелось выгнать Базар-Ажай, но он сдержал себя, не желая вносить холод в трудные взаимоотношения с Айзанат. Немного подумав, он сказал:

— Хорошо, пусть Айзанат пришлет ко мне Манапа.

— Я и раньше говорила, что ты золотой человек, — залебезила Базар-Ажай, дотрагиваясь до руки Темиргерея. — Айзанат не забудет тебя, а для меня ты заменишь солнце.

— Иди за Манапом, — буркнул Темиргерей.

Базар-Ажай метнулась в коридор, но тут же вернулась.

— Голубчик Темиргерей, только сделай так, чтобы Марьям ничего не знала.

— О чем?

— Да о том, что Манап остается и не идёт в армию. Марьям не нашего поля ягода. Не верю я тем, кто учился в этих школах…

— Значит, мне веришь, а Марьям не веришь?

— Ты все-таки человек, видевший и ту и эту жизнь.

— Ясно. Все ясно… Зови Манапа.

Темиргерей помрачнел и вышел из-за стола. Меряя шагами кабинет, он думал об Эльмурзе. В последних сводках Совинформбюро сообщалось, что враг подошел к Волге и там идут ожесточенные бои. «Ничего, — рассуждал Темиргерей, — лето — пора змей… Сейчас зима — пора табунов… Кони растопчут змей! Так и в гражданскую было».