Поцелуй богов - страница 16

— А как ему удалось снять брюки, не снимая сапог? Или он сначала их снял, а потом снова надел?

— Замолчи! Я разделась и встала перед ним голой. Он грубо схватил меня между ног, и я почувствовала, как его длинный, костлявый палец проникает ко мне вовнутрь. Большой палец оказался в расселине задницы, и он поднял меня, как…

— Кегельбанный шар? Как упаковку в шесть бутылок?

— Как пушинку. Я оказалась спиной на столе, ноги широко раскинуты и как раз на нужной высоте. Нет, ноги у него на плечах, а его твердая-претвердая красноголовая африканская штуковина во мне. Он трахал меня сначала медленно, а потом все быстрее и напористее. Ребята в фотоателье смотрели разинув рты, а потом вынули свои концы и принялись наяривать. Такие хилые и бледные по сравнению с моим черным мотоциклистом. А потом…

Голос Петры становился все более хриплым. Голова запрокинулась назад. Пальцы покончили с пятерками и теперь быстро-быстро перебирали мелочь.

— Ради Бога, Джон, возьми меня!

Несмотря на сальный монолог, он почувствовал, что, пожалуй, готов к службе. Петра легла на бок, повернулась к нему спиной и толкнула задом в пах. Подняла ногу и накрыла ладонью лобок. Джон свернулся калачиком и, повозившись, после пары неудачных гнутых попыток сумел протолкнуть своего хилого, смущающегося бледнолицего парнишку в заветные маслянистые качающиеся пятничные двери. Пару секунд подождал, чтобы Петра привыкла к гостю, и начал толкать и тянуть, стараясь превратить легкие чувственные уколы в настоящий жар страсти.

Обычно они трахались в позе уложенных рядом двух ложек — холодных и крапчатых. Такая привычка у них сложилась по обоюдному согласию, но без обсуждений, а путем устранения всего неподходящего. Они прекратили сношаться перед передней дверью совершенно одетые и готовые пойти за покупками, в кресле у него на коленях. Перестали заниматься этим в ванной и на кухне, оперевшись о стол. В кровати раком, потому что Петра считала это унизительным. С ней наверху, поскольку при этом теряли общий ритм. Очень редко занимались любовью лицом к лицу из-за ее родителей. И в итоге у них осталась поза на боку сзади: рядом, но порознь, со включенным светом, но не глядя друг на друга. Чувственный эквивалент того, когда семейные пары обедают в тишине, с той лишь разницей, что у них никакой тишины не наблюдалось.

Петра по-прежнему с явным вожделением ворошила свой косматый передний садик, тогда как Джон ковырялся на задворках. Он сжал ее костлявые бедра, закрыл глаза и пытался удержать в голове пустоту. Во время секса он никогда ни о чем не думал, даже о самом сексе.

Серые полусинтетические простыни морщились под его бедрами, крошки царапали кожу, и липкие катышки отмершей кожи, пупочные ворсинки, образовавшаяся между пальцами ног шелуха, его половая закваска и грязь из постели сворачивались в черные пружинящие комочки и обжигали содрогающееся тело. Из уголка рта потекла слюна, пот заливал глаза и, как роса, набухал на волосках на груди и под коленями. Комната разогрелась и пропахла едкими подмышками, жаркими чреслами, мочой, пивным дыханием, грязным бельем — обычный субботний аромат тысяч случайных спален. Было слышно, как через стену бурчал и потрескивал телевизор.

Петра, как сердитый, измученный ребенок, что-то неразборчиво бормотала. Отдельные слова и слоги — скудный лексикон любви: выкрик, влага, напор, выкрик, переполнение, влага. Она устремилась к тому моменту, когда враз вспыхивают все хромосомы — к той краткой, кинжальной, обморочной доле секунды, и тихо шипела сквозь сжатые зубы. Джон ощутил нарастающее напряжение, но без возбуждения, и укоротил рывки. Рука Петры со сливоподобными пальцами и отмытыми до белизны ногтями перевернулась и накрыла его висящую мохнатую мошонку.

Прикосновение оказалось на удивление нежным и неожиданным. Оно пробудило память. Ли обернулась и улыбнулась ему. Одно лишь мгновение — огромные глаза и белоснежные зубы сквозь вуаль белокурых волос, — но и этого было достаточно. Джон извергнул струйку тягучей спермы, на ощупь похожую на рыбий хрящик, и все кончилось.

Добро пожаловать в выходные.