Поцелуй Лилит - страница 12
Безразлично пожав плечами, гость скрылся в глубине лестницы, следуя за своим новым проводником. Теперь у владельца «Утопии» было достаточно времени, чтобы подумать над своим следующим ходом в этой игре.
Когда судно вошло в горло эстуария, практически вся команда и немногочисленные пассажиры вышли на палубу. Мигель, уставший от нескольких последних дней плохой погоды, нехарактерной для майской Атлантики, опершись об одну из стальных перегородок, внимательно рассматривал берега. Его спутник, напившийся вечером вместе с матросами, всё еще спал в каюте, и теперь Массиньи впервые за последние дни смог приобрести столь ценные минуты спокойствия.
Эстуарий был окаймлен отвесными грядами скал, за вершинами которых зеленели луга, круглый год орошаемые щедрыми ирландскими дождями. Где-то далеко, на вершинах холмов, виднелись деревни, освещаемые солнцем, впервые появившимся на небе за последние дни. Достав фотокамеру из чехла, висевшего на плече, Мигель начал делать снимки берегов Шаннона.
— Клянусь святым Патриком, если ты начнешь фотографировать меня, я разобью эту чертову штуковину, — раздраженно произнес О’Хара. Кутаясь в плащ, он, всё еще пошатываясь, подошел к борту.
— Разобьешь камеру — я разобью твое лицо, — раздраженно произнес Массиньи, осознав, что хрупкий хрустальный купол его спокойствия была снова разрушен, как и во все предыдущие дни.
Пока судно, продвигалось всё глубже и глубже, преодолевая течение, Мигель попытался уединиться в каюте. Он успел пересчитать деньги, которые ему дал Маурицио Антонелли — владелец ломбарда из Северного Бостона. Двадцать тысяч швейцарских франков и двадцать тысяч американских долларов — ровно столько дал наличными Маурицио, при условии, что эквивалентная сумма будет переслана на его коста-риканский счет. Антонелли не брал с Мигеля проценты за операции, взамен за бесплатную оценку предметов искусства, время от времени появляющихся в конторе. Но, несмотря на это Массиньи всё равно пришло заручиться словом нескольких людей, менее навязчивых, чем дон Дженовезе, но не менее окутанных мраком темных дел.
Мигель положил практически всю сумму в небольшой нательный чехол. Одевшись и разложив по карманам одежды мелкие купюры в британских фунтах, швейцарских франках и долларах, популярных в зоне аэропорта, он мог уже не опасаться, что его спутник сможет, по крайней мере, в ближайшее время, обокрасть его.
Собрав все вещи и подготовившись для того, чтобы сойти с борта судна в любой момент, Массиньи снова поднялся на палубу.
— За последние несколько лет я немало раз бывал в Шанноне, но я впервые сюда прибыл на судне, — с иронией произнес Мигель, обращаясь к Патрику.
— Слушай друг, — подойдя вплотную, произнес О’Хара. — За последние несколько дней мы успели друг другу надоесть… по крайней мере, я не ожидал, что мне придется десять дней пробыть в каюте, пропахшей то влажной соломой, то ли прогнившим зерном. Так вот, послушай меня внимательно, мы прибудем в Шаннон в десять часов утра, а самолет в Париж вылетает в семь часов вечера. До шести вечера можешь делать, что хочешь — дон Дженовезе не доплачивает мне за то, чтобы я следовал за каждым твоим шагом, да и у меня есть дела важнее.
После этих слов ирландец попытался выдавить из себя улыбку и, похлопав собеседника по плечу, ушел в другой конец палубы.
За бортом уже можно было рассмотреть сам городок Шаннон, раскинувшийся в том месте, где река превращалась в широкий эстуарий. До постройки здесь аэропорта, это скопление домов, названное в честь самой реки, было не более чем небольшой деревушкой, едва ли тесно связанной с остальной Ирландией. Многое изменилось с тех пор, как здесь появились первые взлетные полосы. На месте старой вересковой пустоши появился международный аэропорт, на месте старого оврага — шоссе. Те, кто еще совсем недавно, прохладными зимними ночами, спали в одной комнате со своим скотом, ныне открыли свои пабы, а те, кто еще совсем недавно потерял надежду на что-либо лучшее, теперь считали прибыль за последние пятнадцать лет регулярных полетов.
Мигелю не раз приходилось бывать в Шанноне, но лишь теперь в этом городке он видел свой последний оплот свободы и последнюю попытку переиграть Дженовезе.