Почему мы все так музыкальны? - страница 15

стр.

Распознавать еще более слабые сигналы не имеет смысла, это означало бы слышать шелест при движении молекул. То есть, как видим, чувствительность уха отрегулирована идеально.

Самый громкий звук, который мы в состоянии воспринять без ущерба для нашего слуха, производит давление в 100 паскалей. Эта величина в пять миллионов раз превышает порог слуховой чувствительности. В технике громкость звука измеряется в децибеллах (дБ) — при усилении громкости на 10 децибелл давление звуковой волны возрастает втрое. Порог слуховой чувствительности лежит, таким образом, на уровне 0 дБ, а болевой порог — на уровне 134 дБ.

На сегодняшний день таким диапазоном не обладает ни одна воспроизводящая звук техника, поэтому грампластинка или лазерный диск не в состоянии заменить живое исполнение, когда музыкант полностью использует возможности своего инструмента.

Субъективное восприятие громкости звука зависит от количества возбужденных звуковой волной рецепторов. Подвергаясь в течение длительного времени воздействию громкого звука, они делаются менее восприимчивы и восстанавливают свою чувствительность только после некоторой паузы. Поэтому отдельные кратковременные импульсы громкого звука раздражают сильнее, чем непрерывный шум.

Музыкальные и немузыкальные звуки

Высота звука определяется частотой периодических колебаний соответствующей звуковой волны, но взаимосвязь эта не столь однозначна.

Шумовой сигнал — скажем, шорох листвы в лесу или звук морского прибоя — не имеет высоты. Мы не воспринимаем его в качестве музыки. В нем перемешаны множество звуковых волн различных частот, и выделить какую-либо закономерность невозможно. Это явление называют «Белый шум», и его примером принято считать шум водопада, но в чистом виде он в природе не встречается.

В современной поп- и техно-музыке очень часто используется шум. Экспериментальная музыкальная группа «Einsturzende Neubauten» использует для производства звуков самые разнообразные предметы, а гамбургские музыканты Христиан фон Рихтгофен и Кристиан Бадер в шоу «AutoAuto» разбирают на запчасти автомобиль среднего класса. «У автомобиля, — утверждает Рихтгофен, — много прекрасно звучащих поверхностей: капот, облицовка радиатора, дверные ручки, ветровое стекло — такого разнообразия звуков не в состоянии обеспечить ни один ударный инструмент». Лучше всего, между прочим, звук у «Опеля Кадет».

Такого рода эксперименты доказывают: различать шум и музыку только на основе физико-технических характеристик невозможно. Музыка — это «упорядоченный звук», — как говорит композитор Эдгар Варез, и для ее создания можно использовать любой предмет. Музыкант-ударник, играющий на установке, редко ее настраивает, и его мало интересует, в какой тональности написана вещь, в исполнении которой он участвует. Правда, если большому барабану предстоит солировать, его настраивают. А вот малому барабану или тарелкам высота звука, напротив, не важна.

А как же «нормальные» инструменты? Даже если речь идет о фортепиано, флейтах, скрипках или трубах, приходиться констатировать: высота звука субъективно фиксируется головным мозгом. Причина тому — самый «чистейший» звук этих инструментов содержит в себе колебания нескольких частот, правда, в отличие от шума, не хаотические, а строго упорядоченные. И дело тут в наличии так называемых обертонов.

Физический смысл этого явления легче всего представить на примере гитарной струны. Ее колебания — сложное сочетание многих колебательных движений.

Но мы уже выяснили, что барабанной перепонки достигают не две, три, четыре и т. д. звуковые волны, а лишь одна.

Почему мы слышим только один звук? Причина в меньшей интенсивности обертонов. Имей они такую же, что и основной тон, мы слышали бы несколько звуков. Сочетание обертонов определяет уникальный тембр конкретного инструмента. Они придают звучанию едва заметные придыхание, дребезжание, рокот.

Настроенный на восприятие музыки мозг стремится распознать в мешанине частот основной тон. Это желание настолько сильно, что мы можем слышать звуки, которых нет! Если вырезать из фонограммы базовую частоту, слух реконструирует ее и «слышит».