Почему я ненавижу фанфики - страница 32

«Чувак» сощурился так, что со скоростью уменьшения его глаз сжимался и мой анус.

— С какой стати я должен тебя выслушивать? — спросил Володар.

— Ни с какой. Моё дело — сказать. Остальное меня не касается. Короче, если ты не перестанешь убеждать всех вокруг, что Сапёр — говножуй, с которым не стоит связываться, он устроит тебе проблемы. Он какой-то сынок, поэтому у него есть связи и возможности не дать тебе защитить диплом.

— Чего? — естественно, Соломонов ни капельки не обрадовался таким новостям. — Этот хер смеет мне угрожать, да ещё и через своих шестерок?

— Я ему должен. Просто возвращаю долг.

— Сам-то ты явно счастлив, что обратился к нему за помощью, пятнистый.

— Просто необходимость, — я засунул руки в карманы, пропустив мимо грядок камень в мой огород. — В общем, это всё.

И собрался уйти, но не тут-то было.

— Куда?

Легко подцепив за ворот рубашки, Володар подтолкнул меня к стене. Я не сопротивлялся — в стенах универа всё равно нечего бояться, да и привлекать внимание не хотелось.

— Ты знаешь, как зовут этого ублюдка?

— Я сам… связывался с ним только через… сообщения, — как уже говорилось, врать я не умел. Нихуяшеньки. А потому начал мямлить и бормотать под нос.

— Скажи по-хорошему — и разойдемся.

— Я не знаю! — прошипел я, легко вырвавшись из хватки. В основном потому, что через три аудитории находился деканат, и Володар явно не хотел проблем. — От себя дам совет: успокойся и подумай. Никто не пострадает, если он продаст твоим неуспевающим друзьям пару готовых дипломов. И волки целы, и бараны сыты.

— Это кидалово.

— Доказать можешь?

Соломонов замолчал и отвернулся. Я тоже не горел желанием продолжать нашу высокоинтеллектуальную беседу, поэтому решил поскорее слиться:

— Я не нарывался. Так что извини.

И ушел.

Настроение моё, естественно, было испорчено, а раздражение победило здравый смысл — стоило хотя бы натянуть на лицо улыбку, чтобы не попасть под целебные приёмчики Новикова, но я не мог.

Вся эта история не на шутку меня парила, и вести себя непринужденно не получалось. Но мне повезло. На последних двух парах нас загрузили так, что у Даньки не было никакой возможности завести разговор, а значит, и раскусить. Он был занят графиками зависимостей и устройством транзисторов. И то, и другое давалось ему нелегко. Настолько нелегко, что к метро мы оба шли пришибленные. Благо, Данька принял мою пришибленность за аналогичную своей, поэтому ничего не спрашивал.

Не стоило удивляться тому, что в небольшом аппендиксе-переулке неподалёку от спуска и ряда небольших магазинов поджидала срака в лице трех обворожительных господ.

— Эй, пятнистый, — Володара я узнал мгновенно. Двух других, менее угрожающих на вид, но куда более туповатых на едальники, увидел впервые. — Быстро разберемся и забудем. Будешь хорошо себя вести, вообще без крови обойдется.

— Чего? — моментально взъершился Данька.

Мне требовалось срочно что-нибудь сделать, чтобы не усложнять ситуацию. И я не придумал ничего лучше, чем…

— Иди, — я повернулся к Новикову. — Я догоню тебя.

Вот интересно, существует в нашем городе что-то вроде центра обучения лжи? Потому что мне очень туда надо — не умею я людей убеждать. Не умею!

Тонюсенькая напряженная ниточка понимания протянулась между мной и Данькой. Короткий диалог без слов. Я просил, потому что не хотел втягивать его в этот конфликт, он сомневался.

— Да, красавчик, иди, — ляпнул Соломонов, и невидимая ниточка лопнула. — Будь умницей.

Ну всё, подумалось мне. Жопа, друзья. Приплыли. Песня спета. Трагичный финал. Вперед за гробами на четверых. Пиздец нам всем, Джеки Чан пробудился.

— А повтори, — ровным, пугающе-ровным голосом сказал Данька. Если бы мне пришлось показывать большой публике уровень его самоконтроля, я бы ткнул пальцем на сломанный осциллограф. И на ту линию, которую он рисует. Безколебательную.

Уставившись на Даньку, я потратил очень важный для всей ситуации миг на рассматривание — облизал взглядом миловидный профиль, острые у висков темно-русые прядки, заценил нехорошие тени в уголках глаз и опасную сосредоточенность в глубине зрачков, распавшихся подобно каплям чернил.