Почти все, что знаю о них - страница 2
— Игорё-о-ок! Что с тобой? — заботливо дернула его за рукав жена. Он спохватился, потянул не те рычаги, самолет врезался в землю, взорвался; красный холодный свет залил лицо Игоря Петровича. Очередник добродушно оттолкнул его, взял управление рычагами в свои руки. Игорь Петрович снова посмотрел туда, где осталась Таня.
В это время музыка над площадкой с автомобилями смолкла — на автомобилях менялись пассажиры, — и в этой нечаянной, на короткий миг, тишине стало слышно, как совсем рядом глубоко, по-человечески вздохнуло большое море.
То самое, которое утром так некстати, как оказалось, забурлило, взбунтовалось, расплескалось на пять-шесть баллов.
— А-а! — воскликнул Игорь Петрович, чтобы можно было подумать, будто бы обрадовался неожиданной встрече. И разозлился на Татьяну, словно она ее нарочно подстроила. — Смотри, — ухватил он под руку жену, прижал к боку, как спасательный круг. — Наша соседка, ну та, с камня…
— Которую ты сегодня вытащил из моря? — безрадостно уточнила жена, глядя мимо Тани.
— Как бы сказать… — замялся Игорь Петрович и без прежнего воодушевления, но громко, адресуясь к Тане, продолжал: — Так поздно?! Одна? Скучаете?
— Нет, — сказала правду Татьяна Николаевна. Она поняла, что надо попрощаться и уйти. Но в это время ее толкнула женщина — та самая, в ярком платье, где среди зеленых пальм порхают орлы, раскрашенные под колибри. Она, блестя глазами, вела сквозь толпу своего соколика, крепко держала его под руку, будто выиграла приз. Мужичок покорно шел, куда ведут, он не знал, что он приз, и тяготился переменой планов на вечер. Смоляной, густой, с крутыми кудрями чуб закрывал лоб до бровей, доверчиво и ласково глядели черные глаза, а в приподнятых уголках губ угадывалась готовность рассмеяться незлой шутке; худощавый, но крепкий, пружинистый — конечно, подарок.
Татьяна Николаевна учтиво пропустила женщину с мужичком под ручкой и крикнула через людские головы:
— До завтра!
— Что вы, что вы, — вдруг ни с того ни с сего вмешалась жена Игоря Петровича. В этой ситуации ей показалось неудобным сказать в ответ просто «до завтра» или «спокойной ночи». Конечно, следовало прекратить это знакомство, но неожиданно для себя она предложила: — Пойдемте с нами пить кофе.
Игорь Петрович смолк.
— Я обижусь, — похолодев, добавила его жена, скорее не видя, но чувствуя, как беспомощно, почти испуганно замерла на месте собравшаяся было уходить Татьяна Николаевна. — Обижусь на вас, если не пойдете с нами пить кофе, — четко, звонким, не своим, незнакомым Татьяне Николаевне голосом подтвердила она приглашение.
Они сидели на полукруглой веранде над морем. А над ними переливались разноцветные лампочки в гирляндах, еще выше усталые бледные звезды мечтали о тишине и покое.
Игорь Петрович и его жена дружески суетились вокруг Татьяны Николаевны, меняли ей стул — брали от соседнего столика, потому что у ее стула была сломана спинка, а с моря дует ветер, какой-никакой, а все-таки ветер; подошла очередь за кофе, Игорь Петрович оставил женщин за столом и кричал от стойки усталым от напряженного веселья голосом:
— Коньяк брать всем?
— Я не буду, — кричала в ответ его жена. — Бери себе и Татьяне Николаевне!
— Что вы, мне не надо, спасибо, — слабо сопротивлялась Татьяна, но Игорь Петрович уже ставил на стол две полные рюмки, за его спиной шипела струями пара кофеварка. Он возвращался к стойке:
— Сколько пирожных?
— Мне ни в коем случае! — восклицала его жена. — И тебе тоже! Мы худеем… Татьяне Николаевне — обязательно. Ей можно. Ей все можно! — вдруг со слезами в голосе воскликнула она. И Татьяна Николаевна похолодевшими пальцами обхватила и сжала рюмку с коньяком. «Господи, за что такое наказание? Как встать, уйти, провалиться в преисподнюю, исчезнуть с лица земли?..»
— Так сколько пирожных считать? — услышала она голос буфетчицы.
— Одно… — пожал плечами Игорь Петрович.
— Пирожное на троих, — машинально уточнила буфетчица, перебирая костяшки счетов. — Пирожное — на троих? — весело удивилась она.
Игорь Петрович громко и наконец-то искренне рассмеялся.
— Пирожное — на троих! — лихо подтвердил он. Все в очереди развеселились. Шутку стали повторять, передавать, как хорошую новость. На их столик смотрели с интересом, несколько игриво.