Под брезентовым небом - страница 4

И тут же художник рассказал, что один из столичных журналов заказал ему серию цирковых зарисовок и что, узнав об этом, господин цирковой директор...

—   Надо знать Чипионе Чинизелли. Делец прожженный. Привык считать, что все на свете продается и покупается. Зарисовки в журнале для него реклама. Вот и решил расположить меня: прислал конверт с пачкой ассигнаций. Когда же я отослал конверт назад, обиду не стал разыгрывать. На этот раз, придя домой, я обнаружил вазу китайского фарфора, а в ней постоянный пропуск на субботние представления... Итак, в нашем распоряжении целая ложа. Надеюсь, мое приглашение принято?

—   Уж и не знаю, — со вздохом повторила мать.— Шурик, конечно, мечтает. Но в чем он пойдет?

—   Пустяки, — беспечно пожал художник плечами.— Мы посадим Шурика в середину ложи, между нами. Ручаюсь, никто не обратит внимания на его гардероб.

Чувствуя, что все висит на волоске, я умоляюще сложил ладони. Я с такой тревогой, с таким ожиданием глядел на мать! Устоять она не смогла:

—   Так и быть. Только обещай, что будешь сидеть совсем тихонько, совсем незаметно. Иначе сразу уведу!

—   Договорено! Договорено и подписано! — рассмеялся художник.

Он ушел, условившись, что будет ждать нас у циркового подъезда, и тогда, вооружась иглой и нитками, мать в который раз начала колдовать над моей и в самом деле изрядно поношенной амуницией.

—  Нет, это безрассудно, что я согласилась! — приговаривала она, качая головой. — По субботам в цирк вся знать съезжается. По субботам в цирке выставка шикарнейших туалетов, а мы с тобой... Я слабая, слишком слабая мать!

И все же под вечер, когда сгустились осенние сумерки, мы вышли из дому. Мы жили на Екатерининском канале, и при свете газовых фонарей мутная вода канала казалась застоявшейся, неподвижной.

—   Идем скорее, мама! Как бы не опоздать!

Однако Михайловскую площадь, через которую надо

было пройти, плотно заполняли санитарные кареты: красный крест на каждой. Шел пятнадцатый год, второй год войны, раненых прибывало все больше и больше, и даже здание Дворянского собрания на углу площади приспособлено было под лазарет. Огибая сквер на середине площади, санитарные кареты беспрерывно подъезжали к зданию, раненых перекладывали на носилки, подъезжали новые кареты... Пришлось сделать крюк, стороной обойти площадь.

Лишь затем, когда, выйдя на Инженерную улицу, мы смогли двинуться дальше, — впереди, освещенный яркими огнями, открылся цирк. Художник ждал у подъезда и сразу предупредил:

—   Ну, Шурик! Гляди во все глаза!

Что же я увидел, войдя впервые в цирк? Сперва даже не увидел — услышал. Сперва вдохнул ни с чем не сравнимый, горьковато терпкий, вкусно щекочущий воздух; после я узнал, что это воздух, доносящийся с конюшни.

Тут же появился капельдинер. Учтиво поклонившись художнику, он провел нас в ложу. Она находилась внизу, возле самой арены, и только невысокий барьер, обитый малиновым плюшем, отделял ложу от большого круга, покрытого в середине узорчатым ковром.

—   Знаешь, как называется этот круг? — наклонился ко мне художник. — Запомни: перед тобой манеж!

До начала представления оставалось немного времени. Галерка была уже переполнена, и в амфитеатре почти все места были заняты. Только нижние ложи еще пустовали.

Продолжая с жадностью оглядывать зал, я увидел арку, закрытую занавесом такого же цвета, как и барьер (художник мне объяснил, что оттуда на манеж выходят артисты). Увидел глубокую оркестровую раковину: в ней рассаживались музыканты, листали ноты, настраивали инструменты. А наверху, под куполом, поблескивали какие-то непонятные снаряды, висели шесты и обручи, переплетались веревочные лестницы и канаты. Я даже приподнялся, чтобы лучше разглядеть. Но мать одернула меня:

—   Сиди тихонько! Помни, что обещал! — И призналась, обернувшись к художнику: — Я все же раскаиваюсь, что приняла ваше приглашение. Знаю, знаю, сердце у вас доброе. Но Шурик, он такой впечатлительный. Да и спать я его укладываю обычно рано...

—   Считайте нынешний вечер исключением, — отозвался художник. — И кстати, исключением удачным. Как раз сегодня первая гастроль Анатолия Леонидовича Дурова.