Под чужими звездами - страница 17

Мы делали рейсы в Лондон, а затем, забрав груз, плыли в Мельбурн, заходя в Порт-Саид и Аден. Дни тянулись однообразно, похожие друг на друга, размеренные склянками. В Адене обычно стояли трое суток. Получив от штурмана деньги, моряки съезжали в юрких яликах на берег. Неприветлива была эта обожженная солнцем земля, но все-таки это была земля, а не зыбкая палуба. Спустив в портовых кабачках весь заработок, моряки возвращались на судно. И вновь — необъятная ширь океана, величественного и спокойного. Чувство оторванности от берега, от жизни в городах прошло, я привык к длительным рейсам, втянулся в эту жизнь… Однажды мы увидели советский танкер. Он прошел совсем близко от «Бони Брука», и я даже различал лица советских моряков. Танкер, по традиции, дал гудок, но наш капитан, пьяница Голдерс, не разрешил ответить на приветствие. Долго-долго я смотрел на серый силуэт советского танкера с красным флагом, и мечты о родине всколыхнулись во мне с новой силой. Когда же я прибуду к родным берегам? Я надеялся, что наше судно когда-нибудь поплывет в советский порт, и тогда… тогда только они меня и видели на «Бони Брук». Лишь бы попасть в Россию. Ведь может же такое случиться, что наш пароход пойдет с грузом к советским берегам. Никто в кубрике не знал, что я русский. Я был обычным матросом американского судна компании «Америкам экспорт лайн», и моя жизнь была обычной жизнью американского моряка. Работа, гулянки в портах и опять работа под окрики боцмана или штурмана.

Как-то в Ливерпуле мы с Оскаром решили прогуляться. День был теплый, но дождливый. Тщательно, до блеска, вычистив ботинки и выутюжив свои костюмы, купленные в Мельбурне, мы отправились на берег. Миновав припортовые кварталы, вышли к центру города. Под косым теплым редким дождем мокли серые здания, вереницы автомашин, среди которых краснели двухэтажные автобусы, облепленные рекламами. Людской поток. Витрины магазинов. Нищие под мокрыми зонтиками на углах. Полисмены в блестящих касках. Мы с Оскаром шли все дальше и дальше в поисках дешевого бара, и вдруг на одной улице я увидел красный флаг. Я остановился как вкопанный. Мокрый от дождя, над дверью скромного особняка висел красный с серпом, молотом и звездой у древка советский флаг. Сбоку от дверей отливала золотыми буквами небольшая вывеска: «Консульство СССР», по-русски и по-английски.

— Чего встал? Русского флага не видел? — Оскар недовольно потянул меня за рукав. — Деньги еще есть, пойдем в таверну.

Машинально я тронулся за ним, однако вывеска консульства не давала мне покоя. Это же наше, русское, советское консульство! А что, если зайти, поговорить, узнать, можно ли мне вернуться на родину? Меня должны понять. А вдруг выгонят? Скажут, какой же ты русский, если даже по-русски плохо говоришь. Недавно, взяв в руки русскую газету в Шербуре во время стоянки, я, украдкой читая ее, не понял, что за слово «коврига». Нет, я, конечно, зайду. Эти мысли не давали мне уснуть, когда мы с Оскаром вернулись в наш кубрик. Ворочаясь на своем узком ложе, я не переставал думать о консульстве. Вышел на палубу. Дождь перестал. Я присел к фальшборту, глядя на мирно мигающие огоньки набережной и на звезды. Эти же звезды сейчас светят над моей родиной. И какой-нибудь парень, вроде меня, смотрит на звезды.

Утром я решился. Сдав вахту, оделся, выпросил у Оскара его новый галстук и с бьющимся сердцем спустился по трапу. Вышел из ворот порта. Свернул направо, стараясь припомнить, на какой это улице видел красный флаг консульства. Кажется, на Виктория-стрит. Точно! С Денигола дул пронизывающий ветер. Но я не чувствовал холода. Еще поворот. Вот знакомое здание магазина Сэнди. За ним серый особняк с большими окнами. Флаг трепетал под свежим ветром, словно звал к себе. Я стремительно перешел улицу. С бьющимся сердцем толкнул тяжелую дверь. Она распахнулась неожиданно легко, и я оказался в вестибюле.

— Вам кого? — по-английски спросил молодой человек в черном костюме, дружелюбно глядя на меня, пока я собирался с мыслями. Он улыбнулся и повторил свой вопрос.

— Извините… Я моряк, я русский и хочу повидать господина консула. — Запинаясь, наконец ответил я по-русски.