Под флагом Родины - страница 19
Если внимательно изучить биографию этого выдающегося футболиста, мы обнаружим одно исключительное качество: из огромного числа голов, которые он забивал, многие оказывались решающими, приносившими команде победу.
Сила, мощь и точность бутусовских ударов стали легендой. В двадцатые и тридцатые годы все мальчишки страны (да и не только мальчишки) уверяли друг друга в том, что Михаилу Павловичу… запрещено бить правой ногой. Говорили, что у него на совести жизнь одного вратаря, отправленного на тот свет «шютом» ленинградца.
Естественно, все это было фантазией восхищенных его мастерством любителей футбола, одной из легенд, все время возникавших вокруг этого имени. Но легенды, как известно, не рождаются на пустом месте, они всегда имеют какую-то первооснову. И вот однажды в беседе с Михаилом Павловичем я узнал происхождение этой.
- Появлением славы «футбольного убийцы», - начал он тогда свой рассказ смеясь,- я обязан прежде всего одесситам. А было дело так. В мае 1925 года я в составе сборной страны выехал в Турцию. Во время матча против национальной команды при ничейном счете произошел такой случай. В один из острых моментов мячом завладел полузащитник Петр Филиппов, а я в этот момент находился метрах в двенадцати от ворот. Филиппов притянул на себя одного из турецких защитников и дал мне пас. Все думали, что я буду стремиться уйти от опеки (рядом стоял «сторож») или, в свою очередь, сделаю передачу. Но я решил провести свой коронный удар по воротам. Без предварительной обработки мяча я неожиданно для всех развернулся и очень сильно (сразу почувствовал, что прием получился) пробил по воротам. Турецкий вратарь не ожидал этого, мяч попал ему в живот, сбил с ног, и в следующее мгновение он вместе с мячом оказался в сетке. На трибунах поднялся невообразимый шум, к пострадавшему устремился врач, но вскоре выяснилось, что все в порядке. Турецкий голкипер вновь занял свое место, игра продолжалась.
Дней через десять прибыли в Одессу на товарищеский матч с командой Одесской губернии. У меня была травма, и играть я не собирался. Местные спортсмены стали выражать по этому поводу неудовольствие, обратились к руководству сборной с просьбой, чтобы меня непременно включили в состав. Чтобы отделаться от приставаний, кто-то из наших (кажется, это был Федор Селин) отвел одного из ходатаев в сторону и сказал ему заговорщицким тоном:
- Перестань канючить. Неприятности большие у Бутусова. Нельзя его ставить.
- Какие такие неприятности?
- Вратаря турецкого убил. Еще неизвестно, чем все это кончится.
- Как убил?!
- Да так, не рассчитал удар, выстрелил с близкой дистанции и… хана. Вроде бы в игре, нечаянно, а все- таки…
Гость наш не стал слушать далее, выскочил из номера гостиницы, а через час «хохма» уже бежала по одесским домам и улицам…
В этой забавной истории, рассказанной Михаилом Павловичем, есть, безусловно, свое «рациональное зерно». Конечно, он никого и никогда не убивал, не было у него на ногах, как это утверждали, никаких ограничительных повязок, но его неудержимые удары на самом деле вызывали настоящий страх у вратарей, заставляли нервничать, проявлять повышенную настороженность. Одна из турецких газет назвала Михаила Бутусова «великим бомбардиром». Его имя с уважением и гордостью произносили во всех странах, где он выступал, - в Швеции, Норвегии, Австрии, Германии, Эстонии.
Двенадцать лет защищал он цвета национальной сборной СССР, был лидером ее атак и почти бессменным капитаном. В тридцать четвертом году одному из первых среди советских футболистов ему было присвоено звание заслуженного мастера спорта СССР.
Закончив выступать на зеленом поле, Михаил Павлович много сил и энергии уделял пропаганде любимой игры. В одной из статей он писал: «Футбол не любит безвольных и малодушных. Не любит лентяев, не любит посредственностей. Только тот, кто всего себя без остатка отдает совершенствованию в любимой игре, кто, выходя на поле, забывает обо всем, кроме того, что нужно действовать, нужно сражаться, нужно побеждать, - только тот имеет право называть себя футболистом».