Под крыльцом - страница 16

— Мама!

Она открыла глаза и увидела рядом с собой прелестную крохотную змейку. Малышка была как две капли воды похожа на Праматерь. У неё была точно такая же иссиня-чёрная чешуя, которая ярко горела в солнечных лучах, и такие же глаза — блестящие и гладкие, словно стеклянные. Поразительно! Праматерь не знала, что и думать. Может, она уснула, и это просто-напросто сон? Она закрыла, а потом снова открыла глаза. Но змейка не исчезла, наоборот — она ласково улыбнулась Праматери. Откуда взялась эта странная гостья? Кто она такая?

Праматерь внимательно оглядела малютку и даже обнюхала её. И сразу узнала этот запах — свежий и чистый. Так пахнет воздух после грозы. Так пахнут пенные волны в открытом море. Этот запах ни с чем нельзя было спутать. Среди миллионов змей, обитавших в этих глухих лесах, ни одна не пахла так, как эта крошка. Это был родной запах.

Праматерь светилась от счастья. Каждая чешуйка на её теле искрилась и сияла.

— Как же долго я тебя искала! — сказала маленькая змейка.

Сердце Праматери пело от радости. Столько долгих лет она считала себя последней в роду, и вдруг её одиночество кончилось.

— Дочка! — прошептала Праматерь.

Малютка нежно улыбнулась и обвилась вокруг гибкого, мощного тела старшей ламии.

Есть тайны, которые не так-то легко разгадать. Как ламия появилась на свет? Кто были её родители? Как удалось им произвести на свет удивительное создание, в котором оказались смешаны змеиная кровь и кровь девочки? Предки оборотней — волшебные существа. Некоторые из них обитают в морях — русалки, ундины, шелки. Другие живут на земле — грифоны, фавны, минотавры.

Праматерь не помнила своих родителей, и уж тем более её не интересовало, откуда в этих топких хвойных лесах взялась малютка-ламия. Главное, что она была здесь. Главное, что теперь они вместе.

Это было счастливое время! Прекрасное время! По утрам они плавали в илистой воде протоки и охотились на рыбок и речных раков. А после обеда сворачивались кольцами на тёплых плоских камнях возле лесного ручья и нежились в лучах жаркого солнца. Иногда они устраивались на просторной спине старого аллигатора, который обитал в самой глухой и тёмной части поймы, в непроходимой лесной чаще.

Праматерь назвала свою дочку Ночная Песня. Обычно змеи не поют, однако Ночная Песня обладала редким даром, который она унаследовала от своих волшебных предков — морских сирен, чьё чарующее пение баюкало моряков на проходящих судах, чтобы они грезили всю ночь и видели чудесные сны. Дивный голос Ночной Песни был таким же сладостно-прекрасным, как и у её тётушек-сирен, он лёгкой птицей взлетал и парил в прозрачном воздухе.

Сирены поют без слов. Или, быть может, в их песнях есть слова, но никому ещё не удавалось расслышать их, никому, кроме деревьев — ив, сикоморов, дубов и каштанов. Ночная Песня тоже пела без слов. Чистая, нежная мелодия лилась в ночной тиши, вплеталась в кроны деревьев, проникала в узкие норы и сумрачные берлоги лесных обитателей. Это была колыбельная для всех лесных жителей — пернатых и мохнатых, клыкастых, когтистых, больших и маленьких. Колыбельная Ночной Песни.

Слышишь?

Её глубокий звучный голос парит над заболоченной поймой, над верхушками сосен, смешиваясь с терпким запахом влажной хвои.

Слушай, слушай…

Ночная Песня пела для цикад и москитов, трав и цветов — для аризем и мяты, орхидей и водяных лилий. Она пела для лисиц и койотов, бобров и норок, медведей, волков и пантер. Она пела для всех. И все лесные жители полюбили красивую маленькую змейку. А она, пропев колыбельную, заползала в гнездо, сворачивалась кольцом рядом с Праматерью, и они бок о бок мирно спали до самого утра.

Так и жили они год за годом, радостно и беспечально. И год за годом Ночная Песня становилась всё красивее, а её пение — всё чудеснее. Это счастье могло бы длиться вечно — ведь век змеи долог, очень долог. Но ещё дольше век ламии, волшебного создания, в котором смешались змеиная и девичья кровь.

Много, много веков минуло с тех давних пор.

Ш-ш-ш-ш-ш! — свистящий шёпот Праматери слышится из глиняного горшка. Её пасть наполняется горьким ядом. Её глаза горят негасимым огнём в непроглядной тьме.