Под ледяным щитом - страница 10

— Простите, но они, значит, будут и любить, и ненавидеть?

— Естественно. Все как у людей.

Клара вздрогнула.

— И рабство тоже будет?

— Безусловно.

— И убийства, и пытки?

— Все как у людей. Будет действовать все тот же закон причинности. Гигантский моделирующий центр будет только лишь собирать информацию для анализа, никакого вмешательства в процесс вплоть до самого завершения экспериментального цикла.

Клара посмотрела на Ураноса долгим, внимательным взглядом:

— А вы не думаете, что это… жестоко?

— Жестоко? Все зависит от точки зрения. Финишный импульс мгновенно сотрет память у миллионов роботов, и тогда можно будет подготовить иные фазы исторической модели. Какая же тут жестокость? Все произойдет так быстро, что никто не успеет ощутить ужас гибели.

— А что, если они догадаются о финале? Ну, интуитивно или вследствие какой-нибудь неточности в программировании? Нет-нет, такое моделирование… Когда этот проект вынесут на обсуждение общественности?

— Мы только еще начинаем разработку.

— Я буду голосовать против.

Зеленоволосый ученый только пожал плечами.

На экране его аппарата проплывали африканские саванны. Клара съежилась, спрятала подбородок в воротничок куртки и молча смотрела на бесконечные плантации. Ей показалось, что кто-то зовет: «Клара, Клара!» Нет, не показалось, голос шептал из транзистора. Да, это Вера. Клара приложила ладонь к уху, чтобы лучше было слышно. «Клара! Ты меня слышишь? Где бы ты ни была — вернись! Никифор исчез, пал духом, возможно несчастье, вернись, будем искать, Клара!» Верин голос умолял, и в первое мгновенье Клара хотела встать и пойти к шлюзу выхода. Исчез… А ей, собственно, какое дело? «Ты меня слышишь, Клара? Где бы ты ни была…» Клара нажала кнопку, и Верин голос оборвался. Хватит с нее этого Ника!

Сосед все еще что-то рассказывал, но Клара уже не слушала его и в ответ на вопросы только кивала головой. Когда он попросил разрешения зателевизироваться к ней, машинально протянула ему визитную карточку со своими координатами. Он^ кажется, с радостью взглянул на этот кусочек пластика и бережно спрятал в наружный кармашек пиджака. Клара была словно в трансе, до ее сознания почти не доходили вежливые слова его благодарности, сдержанные комплименты и объяснения по поводу того, что Антарктида интересует его как археолога. Наконец он вышел на стартовом острове Космическая Праща. Клара вздохнула и закрыла глаза, собираясь подремать до самой Антарктиды.

Первые лучи солнца застали Веру на плоской крыше. Здесь она занималась гимнастикой. Иногда по комплексу, передававшемуся по радио, а чаще импровизировала под музыку. Легкость, упругость тела — какое это приятное физическое ощущение! Ходила то на пальцах, то на пятках, потом ногами чертила в воздухе зигзаги, подпрыгивала, уперев руки в бока, или каталась колесом, опираясь поочередно на руки и на ноги. Капельки пота выступили на щеках, а девушка все еще гоняла по крыше с неослабевающим азартом — то кувыркаясь через голову и распушив копну светло-русых волос, то на мгновенье останавливаясь, плавно разводя руками и выпячивая тугую грудь. В такие минуты лучи солнца превращали ее в волшебную скульптуру, словно подтверждая старинный афоризм: люди — дети Солнца. Бодро и весело спустилась вниз, но, вспомнив о Нике, ощутила в душе некую пустоту, и смутная тревога охватила ее. Где он сейчас? Что делает?..

Преодолевая неловкость и смущение, вызвала его коттедж. Никакого ответа. Пенаты заладили одно: Никифора Яркового дома нет. Куда же он подевался? Возможно, все-таки сбежал. Это почему-то обидело и опечалило Веру. Завтракала без всякого аппетита, обдумывая, что случилось. Ну хорошо, Клара, игнорирование… Но мог же он хоть что-то сказать! А то ведь даже не попрощался. ГорькоБесцельно бродила Вера по комнате, не находя себе места. Эх, Ник… Конечно же, если она захочет, отыщет его хотя бы по радиомаяку. Но удобно ли навязываться? Разве если он попадет в беду…

Вера поймала себя на мысли, что желает Нику какого-нибудь бедствия, ну, конечно, не очень серьезного, а такого, чтобы именно она могла ему помочь. Ей стало сперва неловко, что так подумала, а потом смешно: ребячество! Все-таки в пятнадцать лет пора быть немножко серьезнее…