Под парусом в Антарктиду - страница 9

Выключаем двигатель и на парусах идем в Портсмут — английский порт, к которому «Урания-2» в данный момент находится ближе всего. Возникают естественные опасения по поводу того, как заходить на парусах, да еще в незнакомый порт. Семидесятитонная «Урания-2» может натворить такое… Эти опасения сжимают меня стальными пальцами до тех пор, пока я не встал за штурвал перед самым входом в порт. А дальше была зверская чалка у металлических свай. Нам удалось погасить инерцию лодки и успеть зацепиться за берег. Через несколько минут после этого к «Урании-2» подскочила моторка, в которой двое мужчин, одетые в чистенькие голубые комбинезончики поверх белоснежных рубашек, предложили свою помощь — перетащить нас к пирсу яхт-клуба, до которого мы не дотянули 75 метров. С удовольствием сдаемся в руки наших спасителей и наблюдаем, как по рации вызывают подкрепление. Подошла еще одна лодка, приняла бусировочные концы, и они в две тяги плавно подвели «Ура-нию-2» к пирсу.

Стоило открывать статистику по благополучным заходам в порты без двигателя. Судя по предыдущей практике, вероятность благополучного исхода невероятно высока, жаль только сгорающих нервов.

Один из наших помощников, Питер, менеджер яхт-клуба, пригласил нас в офис. Мы прошли по плавучим боннам большой яхтенной марины, обитым тиком, и попали в офис. Серега Рождественский, разговаривая *по телефону с пограничной и таможенной службами, сказал, что мы зашли в Портсмут аварийно, а что касается количества водки в закромах, так кто ее мерил! — так Серега оттачивал свой английский, а я стоял рядом и обмирал, но юмор сработал, и таможня отвязалась.

Потом пришло время главной процедуры — мы не спеша помылись в душе. Он разделяет время на две части: жизнь в море и жизнь на берегу, как бы напоминая об их несовместимости. Приятные моменты имеют продолжение в виде ужина, когда на стол в кают-кампаний без сожаления выкладываются все вкусные запасы. Давно я так не уставал и после ужина просто рухнул в постель. Позднее к нам пришел в гости Питер с женой, но я этого уже не слышал.

Мы, конечно, не можем без того, чтобы, зайдя в какой-то порт, не разобрать половины своего двигателя или дизель-генератора, не раскрутить все панели на яхте в поисках «коротыша» в электропроводке. А двигатель наш размером чуть меньше пианино. Раскрутили, в цилиндрах — забортная вода! Она пришла по выхлопу, когда нас «прикладывало» в Ла-Манше. Выхлоп от двигателя выведен не в корму, а в борт, и какие колена ни предусматривай, вода пройдет через них, даже не сомневайся. Об этом почему-то не знали на верфи, когда делали «Уранию-2». Гоняем стартером двигатель, выбрасываем из цилиндров соленую воду, а форсунки Питер понес в мастерскую на стенд. Пока ждем приговора от английских механиков, занимаемся другими делами. Серега Семенов, разбирая концы на палубе, потягивая носом воздух, говорит: «Весна»! Действительно, как только он это сказал, мы сразу же почувствовали характерное для весны насыщение атмосферы, в которой уживаются и пришедшее тепло, и не страшная уже прохлада. Пятнадцать градусов тепла, для нас это много. Напротив нас, через залив, дрожит в воздухе огромный старинный фрегат. Я оттираю со шлюпки темные пятна, оставшиеся после швартовки на красных бортах «Урании-2», Миша с Кириллом занимаются двигателем, Иван с Игорем прозванивают электрику, Валерка — везде, Серега Рождественский принял камбуз и готовит обед.

Вечером принесли отшлифованные форсунки и счет на 165 фунтов. Это выше наших финансовых возможностей, но, странное дело, паники нет. Запустили «Сканию». Работает как часы, чистый выхлоп, давление в норме. Хотя на яхте дел по горло, после обеда сходили в город, прошли по улочкам Портсмута. Все здесь связано с морем, морской историей пропитаны старые постройки набережной, портовые сооружения трехсотлетней давности сохранены, но главное, что бросается в глаза в этой стране, — это дети. Мальчики похожи друг на друга, а вместе они похожи на мальчиков из ансамбля «Битлз». Не знаю, как взрослые, но дети-англичане — это особая порода. Дело не только в одинаковой школьной форме: это вполне определенный свод правил, претерпевший значительную эволюцию и впоследствии многократно тиражируемый уже через генетику. Серега Рождественский сказал мне, что он уезжает, он так решил, уезжает завтра. Мне сразу же вспомнился счет, который принесли за форсунки, и наши перспективы. Хотя я и знал, что это рано или поздно произойдет, что Серега полностью не принадлежит себе, что любая задержка на маршруте заставит его судорожно искать пути быстрого возвращения, почти любой ценой. Отговаривать его было бесполезно, у меня не могло быть иллюзий на этот счет. В принципе я даже был благодарен ему за то, что он своим присутствием на старте сделал реальным почти безнадежное дело. Грустно — с Серегой всегда было здорово.