Под прицелом - 2 - страница 4

стр.

Но в следующем семестре меня отправили в новую школу-интернат. Моя мать сказала, что та школа, где у меня были друзья, не отвечала ее высоким стандартам. Я ненавижу свою мать. И вовсе не удивлена, что ее сейчас нет рядом со мной.

За окном очень темно – из-за огней Лос-Анджелеса я не вижу звезд. Как я по ним соскучилась!

Не по голливудским звездам, конечно же.

Поворачиваюсь налево и смотрю на голову, которая покоится возле моей поясницы. Ее длинная рука перекинута через мои бедра, крепко прижимая меня к себя, как будто я собиралась куда-то уйти. Я не вижу черты ее лица из-за волос, заслоняющих обзор, но могу представить, какой беззащитной выглядит она во сне – как в Новом Орлеане, когда нас окружали люди, которых она любит. Ее губы слегка приоткрыты, и она чаще выдыхает через рот, чем через нос. Когда я однажды закрыла ее рот, она начала храпеть и проснулась. Это было так мило.

Свободными и неповрежденными пальцами левой руки я нежно откидываю ее волосы назад, чтобы увидеть лицо. Ее волосы шелковые на ощупь, а их темный цвет сливается с тенями в комнате. Боже, как она красива! Я не надеялась увидеть ее вновь.

Я думала, что она умерла.

От одной этой мысли, несмотря на очевидные доказательства обратного, на меня нападает приступ удушья. По щекам текут слезы, попадая в уши. Мне это не нравится, и я пытаюсь вытереть их, но снова чуть не ударяю себя. Мне потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к этому.

- Что случилось, Крошка Ру? Тебе больно? – спрашивает она, проснувшись, и придвигается поближе ко мне, чтобы утереть мои слезы.

- Я думала, что ты умерла, - снова чуть не задыхаюсь от удушающей волны эмоционального напряжения и всхлипываю, не в силах сдержаться.

Харпер начинает утешать меня, что-то невразумительно шепча, и с осторожностью заключает меня в объятия. Я хватаюсь за нее как утопающий за соломинку. Она – мое спасение.

Каким-то образом мне удается присесть и обвить руками ее шею, прижавшись к ней как можно ближе. Мои ребра побаливают из-за этого усилия, но я предпочитаю терпеть эту боль, лишь бы не разлучаться с ней.

- Ш-ш, милая, все хорошо. Я рядом. Даже в смерти я никогда не оставлю тебя.

Я плачу в ее объятиях, впервые за многие дни (или недели?) чувствуя себя в безопасности. Я уже не помню. Время потеряло свой счет, когда я была с ним.

С ним.

Я убила его.

Я знала, что надоела ему. Чувствовала это.

Все началось, когда я совершила безуспешную попытку сбежать мимо него. Он искалечил меня полицейской дубинкой и бил по моему левому колену до тех пор, пока оно не согнулось подо мной. Это было началом побоев. Их было бесчисленное множество, а боль стала постоянной и сводящей с ума.

Я хотела просто уснуть навсегда, чтобы покончить со всем этим, чтобы он убил меня, и таким образом избежать боли.

В тот последний раз он пришел ко мне в комнату и оставил открытой дверь. Я знала, что когда он выйдет, я уже буду мертва. Это должно было стать последней пыткой - свобода, но вне досягаемости для меня.

Он подошел к кровати и потянул меня за ноги, чтобы перевернуть. Мое колено горело от этой пытки, но я молчала. Не хотела доставлять ему удовольствие слышать мои крики.

- Время пришло! – рявкнул он.

Я знала, что это значит. Мне была уготована та же судьба, что и остальным – быть изнасилованной и убитой.

По крайней мере, все подходило к завершению.

Он освободил мои руки, закованные выше головы. Правая была искалечена и согнута. Он сломал ее раньше, когда я отказалась прикасаться к нему.

Затем приставил пистолет к моей голове, как делал раньше много раз.

- Я хочу, чтобы ты обняла меня, - прозвучало то же требование, что и раньше, которое я постоянно отказывалась выполнить.

- Убирайся к черту, - был мой ответ.

Я даже не почувствовала пощечины. Просто еще одна после множества других.

Но возможно именно эта пощечина вернула мне немного мужества. Я решила, что не сдамся так легко. Я не хотела, чтобы Харпер ненавидела меня за то, что я просто сдамся. Я знала, что она мертва, он сказал мне это, но она наблюдала за мной. Она приходила ко мне. По крайней мере, ее дух. И я хотела, чтобы она знала, что я была достаточно сильной, чтобы засадить больного ублюдка в тюрьму за то, что он сделал с ней.