Под псевдонимом Дора - страница 16

После тридцать третьего года политическая жизнь в Европе стала очень тревожной. Нетрудно было предвидеть, что захватившая власть клика Гитлера не ограничится подавлением демократических сил внутри Германии и направит со временем свою агрессию против других стран — такова природа фашизма. И теперь, осенью тридцать пятого года, в этом уже нельзя было сомневаться.

И вот передо мной вновь остро поставлен вопрос: полностью отдать свои силы борьбе с лютым врагом или же отойти в тень, погрузиться в одну лишь любимую науку? Собственно, моя жизнь до сих пор давала верный ответ: научная деятельность может и должна сочетаться с борьбой за свободу, против агрессивных сил империализма. Разведкой, однако, заниматься не приходилось.

Но что, по сути дела, означает для меня это новое поприще? Только перемену форм борьбы. Социальная и политическая же ее сущность остается прежней. Мой Инпресс доживает, по-видимому, последние дни. Скоро даже в Париже нельзя будет заниматься антифашистской пропагандой. Германия усиленно вооружается. Нацисты объявили о создании запрещенных Версальским мирным договором германских военно-воздушных сил, о введении всеобщей воинской повинности и создании полумиллионной армии. Германия уже давно порвала с Лигой Наций. Что же будет спустя два-три года? И почему все это не беспокоит правящие круги западных стран? Правительство консерваторов, как ни странно, пошло на заключение англо-германского морского соглашения, которое открывает перспективу возрождения немецких военно-морских сил. Американские же монополии щедро финансируют тяжелую промышленность третьего рейха. Нацистская Германия при явном попустительстве Англии, Франции и США стала на путь подготовки к захватническим войнам.

Да, прав был Эрнст Тельман, сказав, что Гитлер — это война. Муссолини это тоже война… Фашистская Италия напала на Эфиопию. Лига Наций объявила Италию агрессором, но что это изменило? Чернорубашечники и не собираются уходить с чужой земли.

Агрессор не внемлет словам и уговорам. Он считается только с силой. Но где она, эта противоборствующая сила? Одна только антифашистская пропаганда не сможет, очевидно, серьезно повлиять на изменение политической атмосферы в Европе. Теперь настало время искать и другие методы и средства антифашистской борьбы — более эффективные и менее уязвимые в условиях повсеместного наступления европейской реакции. То, что мне предлагают, один из методов этой борьбы. Страна Советов, ее Красная Армия — единственная реальная сила, способная противостоять агрессорам. Если уж участвовать в борьбе против этой, должно быть, неизбежной войны, то так, чтобы твой вклад был серьезен, весом.

Да, без сомнения, работая в такой мощной организации, как советская военная разведка, я сумею принести гораздо большую пользу, нежели в качестве журналиста-антифашиста… Ну а как ученый, что я смогу сделать в этом плане? Почти ничего. В Германии гибнут лучшие люди. На моей родине хортисты задушили все живое, прогрессивное. Пусть другие, кого не мучит совесть, кому безразличны такие понятия, как «человечность», «свобода», «мир», — пусть они уходят в «чистую» науку. Я свой путь выбрал. Наверное, он будет нелегким, но это достойный и честный путь.

Решение это круто изменило мою жизнь.

Венгерский журналист, с которым мы беседовали в гостинице, привел меня в какую-то московскую квартиру. Здесь я познакомился с Артуром Христиановичем Артузовым, одним из руководящих работников разведывательного управления РККА. Он сообщил, что со мной хочет встретиться начальник управления Семен Урицкий, опытный подпольщик, большевик с дореволюционным стажем; в гражданскую войну на Царицынском фронте он возглавлял штаб и оперативный отдел 14-й армии. Артузов говорил о нем с большой теплотой, как о талантливом, умном и образованном военачальнике.

С Урицким мы встретились в той же самой квартире. В комнату вошел моложавый плотного сложения военный с широкими скулами. На его гимнастерке блестели два ордена Красного Знамени.

Спросив о том, долго ли я пробуду в Москве по своим научным делам и хорошо ли устроился в гостинице, Семен Петрович перешел к конкретному разговору. Он не тратил времени на знакомство: обо мне он, безусловно, имел полные сведения.