Под псевдонимом Дора - страница 9

Трамваи не ходили, и до города пришлось добираться пешком; длинная улица Ваци никогда еще не казалась мне такой бесконечной. Уже стемнело (фонари на улицах не горели), когда я оказался в Совете 8-го района Будапешта. Помещение Совета было полно вооруженных людей. Здесь знакомые мне товарищи сказали, что центральная телефонная станция, находившаяся напротив Совета, захвачена мятежниками. Время от времени оттуда постреливали, и в здании Совета сыпались стекла. Стали размышлять, что предпринять. И я получил задание — пробраться через Дунай, в Буду, и попросить подмоги у Совета 1-го района столицы: в Буде расположился только что подошедший артиллерийский полк.

На реке патрулировали катера контрреволюционеров, освещая прожекторами мост. По мосту пришлось ползти. Добравшись до гостиницы «Геллерт», где заседал Совет 1-го района Будапешта, я доложил об обстановке в Пеште, но здешние товарищи не смогли повлиять на командование артполка. Тем же путем я вернулся назад и отправился в гостиницу «Хунгария» — там размещался Центральный Комитет Компартии. Отыскал товарища Бела Санто, тогдашнего Наркома по военным делам, и мы вместе поехали в Совет 8-го района, дабы с его помощью принять надлежащие меры. Чувствовалось, нам противостоят, мешают нашей борьбе какие-то скрытые силы. Позже было установлено, что комендант Будапешта социал-демократ Хаубрих вошел в сговор с контрреволюционерами.

Нам удалось с боем занять телефонную станцию, выбить оттуда юнкеров. Оставшиеся в живых сдались. Между прочим, в качестве наказания их послали на перевоспитание — и только.

После выводя венгерской Красной Армии из Словакии наша 6-я дивизия была расформирована. Постепенно в войсках начали снимать с командных постов коммунистов, заменяя их в основном членами социал-демократической партии. Меня тоже отстранили от должности комиссара. Эти перестановки, как и другие организационные мероприятия в войсках, осуществлялись по приказу главнокомандующего, ярого социал-демократа Бёма.

Внутреннюю контрреволюцию все-таки удалось подавить. Но, окруженная со всех сторон интервентами, зажатая в тисках экономической блокады, Венгерская советская республика уже доживала свои последние дни. Она перестала существовать в конце июля 1919 года.

Захватившая власть буржуазия учинила жестокий террор против бойцов революции. До 5 августа я с несколькими товарищами еще оставался в Будапеште. В тот день, смешавшись с молчаливое толпой, мы видели, как по улицам столицы победным маршем проходили полки оккупантов. Сердца наши полнились горечью и ненавистью. Но мы были молоды и твердо верили, что это ненадолго, что через месяц-другой, не позже, революционный народ снова одержит победу. Мы надеялись, что период вынужденного подполья будет коротким и мы скоро вернемся в Будапешт.

1 сентября 1919 года я пересек австрийскую границу, не подозревая, что с этого часа для меня начинается долгая-долгая эмигрантская жизнь.

Первым городом на моем скитальческом пути была Вена, и я не мог не заметить, что, не в пример прошлым временам, город очень запущен, а жители его одеты бедно. Куда подевалась жизнерадостная, элегантная, беззаботная Вена! Блистательная столица некогда могучей империи превратилась в невзрачный город маленькой страны, куда стекались потоки лишившихся работы чиновников и множество эмигрантов из Венгрии.

Пролетали неделя за неделей, а из дому по-прежнему приходили неутешительные вести — там все так же свирепствовал белый террор. Нужно было настраиваться на длительное пребывание в Австрии. В тот довольно мрачный период эмигрантской жизни единственным моим утешением была учеба в Венском университете, в частности лекции и семинары по географии и картографии, которые по возможности я посещал регулярно.

А мир по-прежнему жил большими тревогами и потрясениями. В Советской России шла гражданская война, оттуда приходили очень тяжелые вести. Помню, в один из пасмурных октябрьских вечеров девятнадцатого года мы были убиты сообщением, которое выкрикивали на всех углах венские газетчики: большевистский Петроград пал, в город вступили войска Юденича. Безысходное настроение охватило нас. На следующий день выяснилось, что известие — ложное, и словно камень свалился с плеч.