Под созвездием Большой Медведицы - страница 6

    -- Да ты это и сама знаешь, -- продолжал Вадим спокойно. -- И Ваську ты ненавидишь. Я давно заметил. Многое мы не понимаем друг в друге. Потому и надо отдохнуть порознь. И Васька отдохнет от твоих придирок.

    -- Твоя Васька меня даже не видит! -- Завизжала Юлия.

    -- Вы одинаково обожаете друг друга. Разговор окончен, Юля. Пока меня не будет, подумай, нужны ли мы тебе?

    -- Кто это "мы"?

    -- Я и Васька.

    -- А при чем тут Васька?

    -- Без нее меня нет и никогда не будет. Значит, не будет и нас.

    Вадим отошел к столу и принялся что-то писать. После последних слов он даже не удостоил ее взгляда. Все, что она хотела сказать еще, так и осталось не сказанным. Спиной Вадим чувствовал, как горят злобой ее глаза. Через несколько секунд он услышал громкий хлопок входной двери.

   " Она не только входная, но и выходная," -- грустно подумал он.

    Аркадий вошел в комнату после хлопка двери. Молча, посмотрел на нее - от хлопка дверь открылась. Подошел и закрыл.

     -- Что дальше? – Не громко поинтересовался он.

    -- Я не знаю, -- ответил Вадим.

   Аркадий никогда не видел у него такого затравленного взгляда. И боль, и отчаянье, и полная безнадега. Еще немного и, казалось, польются слезы, но этот порыв Вадим сдержал. Только веки покраснели.

    Отведя глаза от Аркадия, уставился в стену. Несколько раз глубоко вздохнул, приводя в порядок эмоции, вошел в комнату к дочери и положил ладонь ей на плечо.

    -- Васенька, -- негромко позвал ее, но она не услышала. -- Василиса! -- Повторил громче, снимая с головы дочери один наушник.  -- Вася, мне пора ехать. Через пару часов приедет бабушка. Будь по-ласковей.

    Васька, молча, кивнула, поднялась с кресла и уткнулась лбом отцу в грудь. Вадим одной рукой обнял ее за плечи, а другой погладил по голове.

    -- В этом году я еще раз съезжу один, а на следующий поедем вдвоем. А?

    Васька с надеждой поглядела на отца и с улыбкой мотнула головой:

    -- Правда? – Глаза девушки загорелись от радости.

    -- Конечно.

    -- Здорово, -- прошептала и снова уткнулась лбом в грудь. -- А Юлия не будет меня навещать?

    -- Думаю, нет.

    -- Отлично! – вздох облегчения непроизвольно вырвался у нее.

    -- Будете только ты и бабушка. Слушайся ее.

    Наконец-то она оттолкнула от себя отца.

    -- Уматывай. Я не люблю долго прощаться, -- улыбнулась она.

    -- Уговорила, --  засмеялся Вадим каким-то грустным смехом, но ничего больше не сказав, взял огромную дорожную сумку и большой рюкзак и направился к выходу. Аркадий пошел следом и становился возле Васьки.

   -- Не против, если я заеду? -- Спросил он у Васьки.

   -- Нет, -- довольно ответила девушка и тихо добавила: --  Лучше вы, чем Юлия.

     Аркадий понимающе подмигнул и продолжил путь к двери. Мужчины услышали как щелкнул замок двери.

    В молчании они спустились с четвертого этажа панельной пятиэтажки, сели в темно-синий "Ленд Крузер» Аркадия. Он положил ладони на руль, обитый коричневым мехом.

    -- Все сделал? -- Как бы спрашивая то ли его, то ли себя спросил Вадим. -- Да. Тогда поехали.

    Огромный внедорожник мягко тронулся с места и исчез со двора.

    Васька, отодвинув тюлеватую штору, провожала их взглядом и, когда они скрылись, кинулась к телефону. Быстро набрала номер и, после долгих гудков, послышалось не молодое:

    -- Алло.

    -- Бабуля, привет,  - затрещала Васька.

    -- Васенька, хорошо, что ты позвонила. Отец уехал?

    -- Да. Я потому и звоню. Ты, в котором часу приедешь?

    -- Часа через два.

    -- Бауля, а ты можешь приехать попозже?

    -- Ко скольки?

    -- Часам к восьми. А?

    На другом конце задумались.

    -- Ну, хорошо, -- согласилась Виктория Семеновна. -- Но к восьми вечера я буду у тебя.

    -- Ладно-ладно, бабуля! -- прощебетала Васька и положила трубку.

    Полистав, справочник, она набрала один за другим три номера и всем говорила, что отец уехал и она совершенно одна и у нее можно встретиться. Через минут пятнадцать в дом к Вадиму начали стекаться Васькины подружки. Мирно забравшись с ногами на постель и начали щебетать о своем, о девичьем.