Под стеклянным колпаком<br />(Избранные сочинения. Т. I) - страница 12

Но под этой шуткой вечно подозрительному Воскобойникову почудилась злая ирония…

В один из дней карантинного сидения Коваль прошел к Иванову, который работал в химической лаборатории карантинного здания.

— Мне хотелось бы, господин Иванов, поговорить с вами серьезно.

— Сделайте одолжение.

— То, что вы рассказали всем, меня весьма мало удовлетворяет.

— Спрашивайте. Я буду отвечать.

— Вот два главных вопроса. Во-первых, о каком неиссякаемом источнике тепла и механической энергии вы несколько раз поминали? Во-вторых, на чьи средства и с какими, действительно, целями сооружена эта стеклянная клетка на полюсе?

— Хорошо, я вам расскажу все. Но позовите сначала Воскобойникова. Пусть и он послушает.

— На что вам этот кисляй?

— Стыдитесь! Зачем так недружелюбно относиться к товарищу?

— Я не сентиментален и терпеть не могу все слабое, нерешительное, живущее с оглядкой и догадкой. Впрочем, если угодно, схожу за Воскобойниковым.

Когда оба вошли и сели по приглашению Иванова, он долго и пристально смотрел на них, словно хотел прочесть скрытые мысли.

— Вы вправе спросить меня, почему я всем колонистам не дал подробных объяснений, касающихся основания «Полярной Империи». Я поступил так без особой цели, из одного желания избежать интимной стороны дела, которая, в сущности, никому не интересна, и длинных научных рассуждений, непонятных слушателям при довольно низкой степени их умственного развития. Вам же я расскажу всю историю возникновения колонии, если вы того пожелаете. Но прежде всего, слышали ли вы что-нибудь о русском химике Бессонове?

— Я слышал, — заявил Воскобойников. — Бессонов был известен своими работами по органической химии, работам по синтезу белка и еще есть его книжка об углеводородах и происхождении каменного угля и нефти. Затем Бессонов был арестован, судился по процессу 31 и сослан на каторгу. Оттуда бежал и с тех пор о нем нет слуха.

— Совершенно верно. Ну-с, а теперь, честь имею представиться: Бессонов — это я.

Иванов улыбнулся широкой, доброй улыбкой.

— И вам понятно, почему я в России назвался другой фамилией. Я жил в Америке и продолжал свои изыскания в лаборатории завода, где я служил. Будучи последователем Менделеева, я продолжал его работы и пришел к замечательному открытию, предсказанному великим химиком. Каменноугольные копи можно использовать, не выкапывая угля, а зажигая его на месте рождения. Происходит неполное сгорание, дающее огромное количество углеводородного газа, который и можно употребить для освещения и нагревания, главным же образом, для приведения в действие огромных газомоторов. Последние, в свою очередь, приложенные к динамо-машинам, дают возможность получения электрического тока, который можно отвести от копей на любое расстояние. Кроме того, при горении каменного угля развивается огромное количество тепла и слой земли над копями сильно нагревается.

На заводе я познакомился с инженером Уальдом, человеком, посвятившим себя изучению электричества и магнетизма. Он изобрел чрезвычайной силы аккумулятор и, что еще важнее, нашел новый научный принцип, объясняющий многие, еще не разгаданные свойства электричества. Уальдом решена задача использования естественного земного электричества, а это равносильно тому, что мы располагаем неиссякаемым источником энергии. Вот и вся научная сторона дела, которую вы хотели знать, Коваленко! Мы нашли на Южном полюсе мощные пласты каменного угля и зажгли их. Подземный огонь согревает почву, а стеклянные своды предохраняют от внешнего холода. Выделяющийся из копей газ и открытие Уальда в области электричества дали нам власть над природой. Повсюду и во всем мы применили машины и теперь, как я уже говорил, человеческий труд ничтожен. Машина производит новую машину. Трудно было лишь начало. Нужны были колоссальные средства. Вы спрашивали: на чьи средства создана колония? Слушайте же.

Работая вместе с Уальдом на заводе, мы близко сошлись. Оба мы были изобретателями, у которых не хватает главного: денег. Уальд оказался, так же, как и я, социалистом. Мы не хотели отдать свои научные открытия капиталистам, которым мы дали бы в руки новую власть над трудящейся массой. В это время умер глава предприятия, в которое входил и наш завод, — Джонатан Шефферс. Все его баснословное состояние перешло к единственной дочери, мисс Эвелине. Скоро о ней стали распространяться весьма странные слухи. Она ликвидировала все отцовские предприятия, собрала капитал в 20 миллиардов; продала все дома и, оставив себе небольшую виллу на берегу озера Онтарио, жила затворницей. Говорили, что она едва ли не помешанная, вечно грустит, словно у нее какое-то горе.