Под ветрами степными - страница 20

Только в середине сентября наступили долгожданные теплые ласковые дни бабьего лета. В синем небе ни облачка, к полудню солнце начинает по-настоящему припекать, и над полями струится нагретый от земли воздух. И снова над степью ветерок несет тонкий и сложный аромат поспевшего, прокаленного солнцем хлеба и увядающего разнотравья.

Комбайны пошли хорошо, на тока снова повалил хлеб, и у всех немного отлегло от сердца.

Как-то раз вечером Женька собрал на току весь свой девичий штат для небольшого собрания. Женька выразил неудовлетворение работой девчонок, которые, по его мнению, не понимают важности происходящих событий и напряженного положения в совхозе. Он прибавил также, что высказал сегодня такое же мнение Игорю.

И тут произошло то, чего Женька совсем не предвидел. Валя Унжакова вдруг расплакалась и заявила, что больше не будет работать на току с Женькой.

Валентина сидела на ворохе пшеницы, закрыв лицо руками; сквозь слезы она выговаривала все, что накипело у нее против Женьки. Потом, подняв мокрое от слез лицо, выпалила самое главное:

— Взял бы директору пожаловался, а то нашел кому — Игорю!

Женька, в грязной майке, коротких бумажных штанах и надетых на босую ногу стоптанных туфлях, с неловко опущенными большими и уже неотмывающимися руками, вид имел поникший и жалкий.

Следствием ссоры было то, что теперь каждый вечер, часов в девять, когда кончались дела на ферме, на току появлялся Игорь. Он помогал девочкам, которые к ночи выбивались из сил, и один заменял сразу трех человек.

Рябов заметно похудел, его мальчишеская фигура стала еще тоньше. Он метался по току чуть не круглые сутки, но положение не облегчалось. В конце сентября на ток, и без того загруженный, повалил с поля большой хлеб.

Часов с десяти утра начинался поток машин, которые нельзя было задерживать ни одной минуты. В самые напряженные моменты, когда на разгрузке возникала очередь, Женька сам с лопатой вскакивал в кузов, работал остервенело, пока не рассасывалась пробка. И все время надо следить, чтоб не перепутали сорта, сыпали что куда положено. Надо руководить очисткой, которая ведется одними зернопультами. Просмотришь здесь — потом день будешь разбираться. Завалят подъезды к буртам, засыплют кюветы, перемешают чистое зерно с отходами. И за буртами надо ежедневно следить. Уже появились очаги согревания. Это страшно. Начинают разбрасывать бурт, а в нем на изломе спрессовавшаяся сырая пшеница уже приобрела фиолетовый оттенок. Видеть, как у тебя на глазах гибнет хлеб, биться изо всех сил, чтобы спасти его, и чувствовать свою беспомощность мучительно.

Ночью, когда спадает поток машин, идущих с поля и отвозящих зерно на элеватор, Женя уходит в палатку. Отсюда слышно, что делается на току. И то он уходит только тогда, когда там остается Иванников.

По правде говоря, без него Женька не продержался бы. Невозмутимый и молчаливый, Володя работал не меньше своего прямого начальника, но все как-то незаметно. С раннего утра он был на ногах. Заправлял моторы, менял смазку, сшивал, клепал бесконечно рвущиеся ремни и транспортеры. То и дело его звали: «Володька! Иванников!» Он шел на помощь не торопясь, пусть там хоть горит. На него злились за это, и девочки не раз говорили ему:

— Ты хоть бы пробежал немного, Володька!

Но бегал он только на футбольном поле, где был незаменимым в защите.

В один из этих дней к току подкатила райкомовская «Победа».

Секретарь райкома вместе с директором и Женькой долго ходил по току. Когда они уехали, девочки побросали работу и окружили Женьку.

— Здорово трухнул? — спросила Унжакова. — Машин просил?

Женька молчал, переживая в памяти только что прошедшие неприятные минуты.

— Ну, что он? — допытывалась Унжакова.

— Что он, что она, что они! — передразнил Женька. — Спросил, сколько мне лет. Почем хлеб стоит — объяснил. Потом сказал, что хлебом с нашего тока год можно целый город кормить. И еще сказал, что мы не умеем с хлебом работать.

Он помолчал, пнул с ненавистью подвернувшуюся плицу, закончил, сжимая кулаки:

— Мне что — как с гуся вода. Макарычу вот всыплют сегодня по первое число. По хлебу топчемся, как по навозу, захламили все кругом!