Под ветрами степными - страница 24

— А вообще-то мальчишки — страшные нахалы, — серьезно сказала Галя Поспелова. — И хорошо бы их отсюда выпроводить.

— У тебя, Галка, очки искажают. Ты сними их — какие же мы нахалы? — притворно обиделся Кочкин.

Галина даже не повернула головы в его сторону.

— Я все расскажу, — продолжала она. — Курят в вагончике — раз. Только все вымоешь, смотришь — уже окурок валяется. И уже тысячу раз обещания давали, в особенности Суртаев.

— Правильно, это все он! — подтвердил Кочкин.

— А ты помолчи! Сам такой же хороший — жить своей гармошкой никому не даешь.

— Это все враки! — защищался Суртаев. — Я уже давно в вагончике не курю. Попробуй покури здесь, когда вы все жужжать начинаете.

— А дневник у Потомкиной стащил — это тоже враки? — не отступала Галка.

— Ну, это леший, как говорится, попутал, — уклончиво отвечал Владька.

Чем больше было пунктов обвинения, тем увереннее чувствовали себя обвиняемые, и сочувствие остальных склонялось на их сторону. А когда дело дошло до киселя, в который Владька Суртаев подсыпал соли, откровенно заулыбалась даже Рита. И разбирательство завершилось тем, что раздосадованная Галка Поспелова обвинила ее в несерьезности и попустительстве мальчишкам.

К утру погасла печка, и в вагончике стало холодно. Я встал и разжег, ее снова и больше уже не ложился. Думал о том, что все-таки молодцы ребята, не унывают. К весне поставим первые два дома, и будет гораздо легче.

В начале седьмого появился директорский «газик». Он сделал несколько кругов по стану, из чего можно было заключить, что приехал сам директор. У него такая привычка — сначала посмотреть все из машины.

«Газик» остановился возле кухни. Сначала тяжело, опираясь на палку, выгрузился Владимир Макарович. За ним вылез Шубин. Оба не смотрели друг на друга. «Газик» был набит мешками с продуктами, и необычно хмурый Василий Васильевич принялся собственноручно выгружать их. Директор в это время ходил по кухне, открывал крышки на котлах, поднимал занавески на полках, тыкал в грязные углы палкой и сокрушенно качал головой. За печкой он обнаружил штабель винных бутылок и, выкатывая глаза, спрашивал у вертевшейся вокруг него поварихи:

— Это что?

Он не слушал ее объяснений, лицо его тряслось.

— Нет, я спрашиваю, что это такое?! — кричал он. — Кто пьет? Вы что, очумели здесь?

Чем больше он гремел, тем очевиднее становилось, что он негодует прежде всего на самого себя: проглядел и понадеялся!

Он пробыл на отделении весь день. До завтрака провел собрание с механизаторами и потом уехал вместе с Шубиным в поле. В обед его машина остановилась возле вагончика турочаков.

— Можно к вам? — спросил он, протискиваясь боком в узкую дверь. — Здравствуйте еще раз! Как живете и что жуете?

Настроение у него было гораздо лучше, чем утром; он шутил, расспрашивал о работе, а потом приступил к главному.

— Я с управляющим вашим поспорил, и вы должны меня выручать. Он говорит, что никто из вас на кухню идти не хочет. А я говорю — пойдут! Надо туда двух надежных девушек. Кто из вас смелый?

Девочки переглядывались и молчали.

— Ну, чего ж вы молчите? — продолжал Владимир Макарович. — Вы же у нас теперь самые грамотные и сознательные. К кому обращаться, если вы не будете поддерживать? Вот ты, — он показал на Потомкину, — боишься?

— Трудно там очень, — нерешительно сказала Оля.

Директор добродушно сузил глаза:

— А что легко? Борщ есть и то трудно: жарко!

— Ты соглашайся, Оля, — стал поддерживать директора Кочкин. — Мы тогда без очереди есть будем. А Толька тебе будет дрова рубить.

— Кто такой Толька? — сразу заинтересовался директор.

— Один человек, — сказал Кочкин, лукаво поглядывая на Ольгу. — Оля его воспитывает.

— И удается?

— Вы не слушайте, Владимир Макарович, он всегда такой… плетет что попало. — Зардевшаяся Ольга метнула уничтожающий взгляд на Кочкина и добавила: — Я пойду на кухню.

Вместе с ней согласилась стать поварихой Галя Старцева. Ужин готовили они.

На обратном пути Владимир Макарович задремывал, просыпался, ревниво смотрел по сторонам на близкие и далекие огни в степи: наши это или соседские?

И говорил Шубину, отвечая своим мыслям о прошедшем дне: