Под знаменами Москвы - страница 16
.
Яжелбицкий договор явился не более чем временным компромиссом. Между великокняжеской властью и новгородской «господой» не было достигнуто действительно прочного, эффективного согласия. Основные политические институты боярской республики остались без какого-либо существенного изменения, и московско-новгородские отношения продолжали сохранять противоречивый, неустойчивый характер. Поездка Василия Темного с сыновьями Юрием и Андреем Большим зимой 1460 г. «миром» в Новгород была, по-видимому, попыткой московской стороны реализовать продиктованные ею положения Яжелбицкого договора.
Едва ли эта попытка была успешной. Официальная Московская летопись кратко сообщает, подчеркивая московско-новгородское согласие, что Василий был принят «с великой честью»>39. По данным Софийско-Львовской летописи, приезд Василия вызвал бурную манифестацию на вече и заговор с целью убийства великого князя и его сыновей. Однако архиепископу Ионе удалось отговорить заговорщиков от исполнения этого замысла, угрожая расправой со стороны оставшегося в Москве великого князя Ивана>40. Этот рассказ находит подтверждение в Ермолинской летописи: нападение на воеводу Федора Басенка, возвращавшегося на Городище после пира у посадника, и убийство его слуги «шильниками» были сигналом; новгородцы «возмятошася и приидоша всем Новым Городом на великого князя к Городищу». По словам летописца, они «чаяли, что князя великого сын пришел ратью на них»>41.
Сообщения этих летописей можно считать достаточно правдоподобными. По всей вероятности, попытки великого князя осуществить свои прерогативы, декларированные Яжелбицким договором, вызвали резкое обострение антимосковских настроений и раскол новгородской правящей верхушки на умеренных во главе с архиепископом — сторонников сохранения компромисса с Москвой и крайних, требовавших полного разрыва с нею.
О наличии на рубеже 50—60-х годов стремления к известной нормализации московско-новгородских отношений свидетельствует упомянутый литературный памятник «Сказание об умершем отроке». Его герой Григорий Тумгень получил избавление от смерти благодаря Варлааму Хутынскому — наиболее почитаемому новгородскому святому. В «Сказании» подчеркивается, что Григорий, постельничий великого князя, выходец из Рязани, сам был почитателем Варлаама. С сюжетом этого произведения связано основание в 1461 г. церкви Варлаама Хутынского в Кремле по повелению великого князя и начало почитания его в Москве. «Сказание» отражает тенденцию к идеологическому единству Русской земли, к стиранию политических и идеологических перегородок между отдельными землями: выходец из Рязани служит великому князю Московскому, почитает новгородского святого и сам великий князь способствует установлению культа этого святого в Москве.
Тенденция к сближению проявляется не только в стольном граде. Согласно «Житию» новгородского архиепископа Ионы, он «умысли… в вечные памяти вписати» сюжет «Сказания об умершем отроке» в новую редакцию «Жития» Варлаама Хутынского, поручив это Пахомию Логофету. Таким образом, к идеологическому единству стремились и определенные круги новгородского общества — сторонники сближения с Москвой. Одновременно в Новгороде началось строительство церкви Сергия Радонежского — наиболее популярного московского святого>42. Нельзя не упомянуть и о том, что, согласно «людской молве», приведенной в Ермолинской летописи, отравление Шемяки организовал посадник Исак Борецкий, подкупив его повара>43. «Людская молва» заслуживает внимания: участие посадника в убийстве Шемяки казалось в Москве правдоподобным — в 50-х годах новгородский посадник мог быть доброхотом великого князя.
Но в целом политика новгородской «господы» в годы после Яжелбицкого мира и похода «миром» Василия Темного носила выраженный антивеликокняжеский характер. В московско-новгородских отношениях назревал серьезный кризис. Новгородские бояре приглашали литовских князей на свои «пригороды». Они с резким неодобрением отнеслись к подчинению Пскова великому князю, последовавшему в те же зимние месяцы 1460 г.: «… взбуяшаяся Псковицы в нестройне уме, наша братиа мнимая… задашася за великого князя», и не выразили никакого желания участвовать в войне с Орденом за защиту Пскова