Под Золотыми воротами - страница 10

— Мы всегда рады гостям, — зазвучал его мягкий моложавый голос, — но и с врагами говорить умеем. С чем вы, суздальцы, к нам пожаловали?

— Выдайте, кого ищем, и уйдем с миром, — решил не темнить Любим.

— С чего ты, воевода, взял, что он у нас?! — вместо посадника рявкнул Горяй.

— Выдайте, и уйдем, — не обращая внимание на выпад «петушка», как можно тверже повторил Любим.

— Нет у нас его, али ты глухой на оба уха? — продолжал горячиться петушок.

«Ведет себя больно нахально, уж не сын ли посадника, а может зять?»

— «Его», говоришь, — громко повторил за Горяем Любим, — стало быть знаете кого?

— Никого нет, — раздосадовано поджал губы «петушок».

Посадник молчал, в выцветших светло-голубых глазах Любим прочел глубокую усталость. «Нет, этот посулы брать не станет».

— Послушайте, — немного повысил голос владимирский воевода, — наше войско вам видно, вон стоит как на ладони. Я не таюсь, мне нужен князь Ярополк Ростиславич.

— Мы под рукой князя нашего ходим, — посадник расправил сутулые плечи. — Поспрошай об том в Рязани, прикажет светлый князь наш, так пойдем искать тебе Ярополка, али еще кого.

— Князь ваш в нашем порубе сидит, и старший сын его там же, коли вы о судьбе их радеете, выдайте мне Ростиславича.

По гриднице пошел гул, очевидно еще не все вороножцы знали о печальной судьбе Глеба.

Посадник медленно встал, привлекая к себе внимание.

— Где искомый вами Ярополк мы не ведаем и помогать вам его искать не станем, пока об том из Рязани повеление не придет. То наше последнее слово. В Рязань шлите.

«Упрямый старикашка!» — про себя в сердцах выругался Любим.

— Тогда к осаде готовьтесь, — холодно проронил он.

— Больно испугали! — опять влез в разговор Горяй.

— Я не пугаю, а как есть все говорю. Стоит ли ради изгоя жен да детишек под стрелы наши подставлять? Коли выдадите, так никто вас не осудит.

— Шлите в Рязань, — упрямо повторил посадник.

— Да как вы не понимаете?! — вдруг заорал Любим, и голос его гулким эхом полетел вдоль гридницы. — Даже если вы отобьетесь, и мы здесь все поляжем, Всеволод Юрьевич с большим войском придет, гореть земле вашей, слышите, гореть!!! — он обвел разъяренным взором притихших вороножцев. — Этого добиваетесь?!

— Шлите в Рязань, — пламенный напор Любима разбился о каменную непреклонность посадника.

Переговоры провалились. Надеялся ли Любим так, с ходу, добиться желаемого? Скорее нет. Отправляясь в Онузу, он знал, что сразу пробить стену вряд ли удастся, но все равно, глотая свежий речной воздух и оглядываясь на удаляющийся темный сруб города, владимирский воевода ощущал досаду. Что теперь? Действительно идти на штурм?

Вот теперь Любим не выжидал, он развил бурную деятельность: на сухом возвышенном месте владимирцы кинулись строить укрепленный стан, вырыли вал, натыкали колья засеки, поставили кущи[38] и навесы от дождя, для воеводы и сотника разбили два отдельных шатра — для Любима один, для Якуна чуть в стороне.

«Броды! Как спадет большая вода, необходимо разведать броды». Любим лукавил, когда заявлял в лицо онузсцам, что вот — вот узнает, как перебраться на правый берег. Щуча со своими молодцами отправился в вороножские верви, выведать о переправах. Так же Военежич приказал купить у местных корма для лошадей и чего-нибудь съестного для дружины, так как свои, привезенные на волокушах припасы стремительно таяли. Вороножцев следовало припугнуть, что ежели они не пожелают продать искомое, то владимирцы отберут силой и задарма. А еще срочно нужны были лодки, потому как разведка требовалась и на том берегу, особенно на том берегу.

Любим догадывался, что брод должен быть где-то рядом, ведь Онузскую крепостицу ставили, дабы перекрыть половцам донской «перелаз». Это вселяло надежду. И брод действительно нашелся, совсем рядом, под носом у владимирцев, чуть правее, выше по течению. Когда вода начала сходить, его указали перепуганные смерды. Любим ликовал.

— Ну вот, можно и осаду начинать, — довольно тер руки и Якун.

— Поляжем под стенами, укреплено больно надежно.

Воевода с сотником щурились на солнце, пытаясь всмотреться в правый берег.

— А что ж тогда? Время-то идет, не зимовать же нам здесь, — Якушка был как всегда напорист и нетерпелив, — лестницы осадные сколотим, перевезем к Онузе, подойдем затемно и на приступ. Мне бы только со своими соколами на стену влезть, а там уж все само пойдет.