Под звездой Араны - страница 2

Самый большой узел, оказавшийся сзади у бедра девушки, никак не получалось достать, но обойти вокруг значило бы повернуться спиной к чернеющему зеву берлоги. Дага прижался так близко, что чувствовал ее дыхание на своей шее, теплое и легкое, чувствовал, как выбивающиеся из чепца светлые волосы щекочут щеку. Он, вероятно, даже мог бы почувствовать мягкость ее груди, но та была настолько маленькой, что плотный боевой жилет скрадывал все ощущения, оставляя только мысли о них — предательски неуместные и очень красочные. Может быть, не зря именно в этот день поклонники старой веры чествуют богиню любви Арану, и все встречи, случившиеся под ее звездой, не случайны?

Он почти распутал, когда жесткий пинок в лодыжку отвлек его сразу и от веревок, и от ощущений. Глаза пленницы, и без того большие, расширились еще сильнее.

— Пусти. Сейчас же, — хрипло прошипела она.

Не иначе как ее испугали выступающие клыки Даги — иного объяснения даже в голове не укладывалось. Но что его клыки в сравнении с оборотнем-химерой? Так, небольшая выразительность улыбки.

— Уже почти. Тебе нечего бояться… — пообещал он. Конечно, бедняжка была в смятении от того, что с ней случилось, но Дага верил, что через некоторое время она придет в себя и даже будет благодарна… Должна быть, когда осознает, что он спас ей жизнь, но пока что вместо благодарности ему прилетел лишь тычок острым локтем в бок. Сквозь жилет он тоже особо не почувствовался, зато почувствовалась легкая обида.

Узел наконец-то сдался под уверенным напором. Распустился так вовремя, будто ему команду дали. Широкая ладонь Дага в последний раз с сожалением скользнула по округлому бедру, ощущая приятное тепло сквозь тонкую ткань, и тут же отдернулась, потому что девушка, кое-как высвободившись из ослабших веревок, залепила спасителю прямо в нос с совершенно недевичьей силой.

— Сказано же тебе не распускать лапы, ублюдок, — шикнула она, сверкая такими притягательными темными глазами.

Дага удивленно вытаращился. А где же радость, где слезы счастья и раскрасневшиеся от смущения щеки, которые уже нарисовало ему воображение? Где жаркие объятия? Впрочем, щеки у нее и правда слегка покраснели, но большей частью от гнева, желваки так и перекатывались на скулах от сдерживаемой ярости.

Первое очарование слетело с Даги опавшей листвой. Потирая хлюпающий нос, он с досадливой ясностью осознал, что девица, вроде бы, и не настолько мила, как казалась — слишком плоская, слишком грубая, слишком неопрятная в своем мятом платье и с грязноватыми волосами, слишком…

— Я, между прочим, тебя освободить пришел! — выпалил он, мимоходом опуская тот факт, что об оставленной в лесу жертве ему не сказали ни слова. В конце концов, так ли важны детали, если речь идет о благородной цели?

Цель в благие намерения не поверила и, сбросив остатки веревок, крепче сжала кулаки.

— Так мне тебя еще и благодарить, что ли? — шипела девушка с неприязнью. — За то, что ты мой зад лапал, недоумок?

Посмотрев ей в лицо, Дага решил, что вполне обошелся бы и без благодарностей, но они так и назревали в виде новых затрещин, от чего пришлось поспешно отступить — ну не драться же ему, опытному наемнику, с полоумной девкой, в самом деле? А та, даром что мелкая и тощая, Даге едва до подмышки макушкой дотягивалась, но взъярилась словно кошка, готовая выцарапать глаза. Ей бы домой бежать со всех ног, пятками сверкая, а она вместо этого бросилась на своего же спасителя с кулаками.

— А ну цыц! — Дага только и успел, что перехватить ее руку прямо в воздухе да подивиться внезапной прыти, с которой девушка перешла в наступление. Та не растерялась и поднырнула ему под локоть, почти без всяких усилий вырвавшись из захвата, будто имела богатый опыт столкновений с противниками больше и сильнее ее самой.

Дага всегда раздумывал дольше, чем делал, поэтому он так и не разобрал, раздражает его или, наоборот, заводит эта маленькая нахалка с длинными руками, как в многострадальный нос все-таки прилетел короткий удар, причем куда более увесистый, чем следовало ожидать от хрупкой девушки.

Будь на месте Даги кто-нибудь другой, обладающий столь же могучим сложением, но меньшим терпением, ей пришлось бы несладко. Но Дага, воспитанный пятью сестрами, твердо помнил, что поднимать руку на женщину — последнее дело для того, кто хочет называть себя мужчиной. Поэтому он сдержался. Выдохнул сквозь зубы, разжал кулаки и бросился вперед, чтобы стиснуть разбушевавшуюся девчонку медвежьей хваткой. Теперь он как будто начинал понимать того, кто связал ее, и уже недвусмысленно поглядывал в сторону валявшейся веревки, до которой пока не получалось дотянуться. Верткая, как угорь, девица вновь почти ускользнула от него, но платье, будто выжидавшее этого момента, вдруг зацепилось за сук. Она крутанулась на месте, дернулась, отчаянно решив, что ее схватили за ворот, да так и плюхнулась, где стояла. Дага не сумел остановиться, подошвы его сапог проскользили по мокрым листьям — и он повалился сверху, по крайней мере надежно прижимая девицу к земле. Они покатились, ударяясь то локтем, то коленом, а то и затылком о попадавшиеся в траве камни; покатились прямо в сторону чернеющей дыры в замшелом куске камня, к которой вела цепочка не то волчьих, не то химерьих следов, и остановились всего в нескольких шагах. Дага врезался спиной в ствол крупного дерева и чуть не задохнулся, девчонка врезалась в него, окончательно выбивая весь воздух из легких, пискнула и, наконец, ненадолго замерла. Дага, почти ничего не видя из-за облепивших лицо волос, поспешил перевернуться, чтобы подмять ее.