Подарок для злодея (СИ) - страница 6
Белая бабочка прилетела к маме, когда Юне было семь лет.
5
— Юна, помоги мне затянуть корсет! Юна, где мои шпильки? Юна, почему ты еще не одета?! — кричала мачеха, то и дело забегая в мастерскую.
— Стойте! Где вы взяли этот кулон?
На толстой шее мачехи поблескивал рубин в виде сердца.
— Это же подарок госпожи губернаторши! Вы копались в моих вещах?
Нинель уперла руки в бока, подбоченилась.
— Да. Я взяла его на время бала, — не терпящим возражений тоном.
— Извините, но ее милость подарила этот кулон мне, а не вам, и она будет очень огорчена, если не увидит его на мне. Я не могу ее так оскорбить.
— Скажешь, что подарила его мне!
— Подарки нельзя передаривать. Это неуважение.
Мачеха заколебалась. Со злостью сорвала цепочку с шеи, швырнула Юне в лицо:
— На, подавись! — и выбежала из мастерской со слезами на глазах.
Юне стало и неловко, и противно. Не то, чтоб ей было жалко безделушки, но губернаторша действительно может обидеться. А во-вторых, это дело принципа. Мачеха претендовала на абсолютное право распоряжаться всем домашним имуществом, Юна считала, что раз уж благосостояние их семьи — во многом личная Юнина заслуга, то половина заработанных денег принадлежит только ей, ей и решать, как их тратить. Мачеха — транжира, дай ей волю — все спустит на наряды и какие-то безделушки, а Юна понимает, что надобно расширять их дело, нанимать новых подмастерьев, закупать качественные материалы... К тому же у Юны есть мечта — накопить денег, чтобы поступить в Королевскую Академию Естественных Наук, а там, глядишь, и в ученицы какому-то магу удастся пристроиться... А еще Нинель ненавидит, когда Юна дарит ботинки нищим, считает это сумасшедшей расточительностью... Каждый день в доме кипят войны. Сестры становятся на сторону мачехи, отец предпочитает сбегать от скандалов, а когда нечаянно попадает в эпицентр — мямлит что-то невнятное вроде «Юна, не обижай маму...» С каждым годом он выглядит все более жалко, все реже бывает в мастерской, все чаще — в кабаках с приятелями и возвращается домой, шатаясь, благоухая перегаром...
И будучи этому домашнему кошмару очевидцами, люди продолжают считать Юну колдуньей!
«Сбежать бы отсюда далеко-далеко...» — в который раз мечтает Юна. — «От отца, от мачехи, от проклятой мавочьей судьбы...»
Часы подбираются к восьми. Пора одеваться на бал. В гостиной мачеха, все еще в слезах, натягивает сшитые Юной туфельки. Темно-бордовые, из добротной лакированной кожи, украшенные пышными бантами... уродливые. Такие уж получились, Юна не нашла в себе сил сделать для этой женщины красивые. Даже для сестер, с которыми тоже часто ссорилась и враждовала, расстаралась: для старшей серебристые, с голубыми васильками в хрустальных каплях росы, для младшей нежно-розовые с лентами и золотой вышивкой, обе пары — загляденье!
И даже не сказать, чтобы Нинель была как-то особенно зла. Конечно, к родной дочери она всегда относилась ласковей, но домашние хлопоты между дочкой и падчерицей распределяла примерно поровну, а сама убегала сплетничать с кумушками-соседками, либо дрыхла дни напролет, не прикасаясь к хозяйству и пальцем. В детстве Юна не пыталась с ней спорить, просто держалась поодаль и почти не разговаривала — ни с кем, ощущая себя лазутчиком во вражеском стане. В день, когда эта толстая женщина переступила порог их дома, он перестал быть родным, все вещи поменяли места, названная сестра отняла любимые игрушки и карандаши, и даже отец стал чужим... Запах, интонации голоса, тяжелую походку — все возненавидела Юна в мачехе в тот же миг, когда ее увидела, и спустя года не смогла простить отца. Как он мог, после изящной и легконогой, как сверчок, мамы, выбрать вот это, тем самым сравняв огромноглазую мавку и жирный, глупый кисель?
Шли годы, Юна, гордая принесенными в дом деньгами, начала громко заявлять о своих правах и отвоевывать власть. Скандалы вспыхивали каждый день.
6
— Ты думаешь, это прилично? — спросила старшая сестра, кивая на отражение Юны.
Девушка, пожав плечами, крутнулась перед зеркалом так, чтобы многослойные юбки из серого газа красиво разлетелись, показав ножки, обвитые шипастыми ветвями черной игольницы вместо ремешков. На шипы Юна додумалась насадить красные ягодки арги, будто капельки крови, алый сок попятнал ступни.