Поддельные шедевры - страница 17

стр.

Вот и все. Эпопея с тиарой скифского царя, взбудоражившая весь ученый мир, подошла к концу. «Антисайтофертисты» могли торжествовать победу над поверженными противниками.

А что же стало с героями нашей истории?

Шепсель Гохман и его венские компаньоны Фогель и Шиманский предпочли скромно держаться в тени.

Израиль Рухомовский, получив деньги за проезд из Одессы в Париж и обратно, благополучно вернулся на Успенскую улицу. Надо полагать, что с этой поездкой бедный чеканщик связывал какие-то радужные мечты об известности и богатстве. Увы, его надеждам не суждено было сбыться. Героя дня очень скоро забыли, и до конца своей жизни автор тиары Сайтоферна хранил горечь и обиду на ветреных репортеров и неблагодарную толпу.

Ну, а тиара? Тиара, пережившая свою славу, была передана из Лувра в Музей декоративного искусства и там нашла свое место возле бюста Джироламо Бенивьени работы Бастианини как прекрасный образец ювелирного искусства, но не времен античной Ольвии III века до нашей эры, а конца XIX столетия нашей эры.



Многоликий


Никто, за исключением двух-трех человек, не переступал порога этой просторной мастерской на одной из окраинных улиц Рима. Уходя, хозяин никогда не забывал навесить на прочную, обитую железом дверь тяжелый замок, а если кто стучался к нему, то выходил к посетителю на лестницу. Покров таинственности разжигал любопытство общительных соседок. За спиной у этого молчаливого, замкнутого человека они шушукались, что синьор, наверное, путается с нечистой силой.

Если простодушным кумушкам удалось бы попасть в мастерскую Альчео Доссены, то их предположения превратились бы в уверенность. Мастерская действительно напоминала обитель - нет, не колдуна из сказки, а скорее средневекового алхимика.

Обычные инструменты скульптора соседствовали с какими-то загадочными приспособлениями, куски мрамора - с глиняными фигурами, завернутыми в мокрые тряпки. На большом столе - реторты, спиртовки, колбы, целая батарея склянок и бутылок с разноцветными растворами, микстурами и вонючими мазями. А посередине - глубокая яма, обмазанная цементом и доверху наполненная странной темной жидкостью. Из нее постоянно высовывались то мраморная рука, то голова античной богини, то ноги какой-то скульптуры. Огонь, тлеющий в большом камине, освещал неверным пламенем мастерскую и ее угрюмого хозяина в кожаном фартуке и с неизменной трубкой в зубах. Порой, поставив уже готовую скульптуру на постамент, Доссена наносил ей сильный, точно рассчитанный удар молотком…

Изредка приходили двое: римский антиквар и ювелир Альфредо Фазоли и его компаньон Палези. Они придирчиво, но с напускным равнодушием, рассматривали новые работы, что-то объясняли, толковали и уходили, оставив скульптору несколько лир. Доссена давно знал своих хозяев: спорить с ними было бесполезно… А куда денешься без них?

Судьба никогда не баловала Альчео Доссену из Кремоны, города прославленных скрипичных мастеров Амати и Страдивария. Ни в ранней юности, когда он учился делать скрипки, а потом поступил подмастерьем к каменотесу, ни впоследствии, когда изо дня в день гнул спину, обтесывая надгробия и камины, нужда не разжимала своих тисков. Уже немолодым, Доссена отправился в Рим с небольшой корзиной в руках и честолюбивыми надеждами в душе. А еще через год - первая мировая война, окрики капрала, казармы, гарнизоны в сонных городках, окопы, грязь, кровь…

Однажды, - а это было на Рождество 1916 года, - солдат Доссена получил несколько дней отпуска. Денег было в обрез - только на дорогу: не разгуляешься… В одной из римских остерий он случайно разговорился с соседом по столику, назвавшимся антикваром Фазоли. За сотню лир тот купил у Доссены небольшой рельеф в стиле Возрождения, высеченный им в дни временного затишья. Правда, Доссена не признался, что рельеф он сделал сам, а выдавал его за собственность приятеля, но провести антиквара было не просто: он сразу понял что к чему.

Как говорится, коготок увяз, всей птичке пропасть. Когда в январе 1919 года Доссена демобилизовался, он и антиквар быстро нашли друг друга. Для скульптора заказы Фазоли и Палези стали пусть скудным, но единственным источником существования. А торговцы в лице безответного, сговорчивого Доссены нашли сущий клад. Уже первая статуя, которую они приобрели у Альчео за 200 лир, была перепродана ими в пятнадцать раз дороже.