Поддубенские частушки. Первая должность. Дело было в Пенькове - страница 30
— Не прислоняйтесь к колонне, — предупредил сварщик, — выпачкаетесь.
— Не беспокойтесь, — услышала Нина свой голос.
Она решила привыкнуть к высоте и заставила себя смотреть вдаль. Она увидела множество крыш — красных, чёрных, зелёных, серебряных, и тысячи выбеленных извёсткой труб, и яркую зелень между домами, и чисто выметенные делянки дворов, и серебряную тюбетейку Планетария. От моста шла кривая широкая улица, разлинованная белыми полосками, и Нина узнала ту улицу, куда каждый день ходила покупать батоны. По улице двигались троллейбусы с яично-жёлтым верхом, и длинная процессия грузовиков тянулась за город. Иногда из-за углов выползали трамваи, казавшиеся отсюда почему-то чёрными, и медленно-медленно пересекали улицу, и на перекрёстках стайками скоплялись «Победы». На мосту Нина увидела трайлер, наверное тот самый, который поехал за бетономешалкой, и недалеко от моста — ослепительно блестевшую стеклянную крышу вокзала. А далеко за вокзалом, за домами, за заводами, словно нарисованное на краю неба, виднелось белое здание университета. Смотреть вдаль было не страшно и даже интересно. Но как только Нина видела ворота, проходную, дедушку, у неё начинала кружиться голова, ужас высоты охватывал её, и она закрывала глаза.
Между тем Арсентьев снял сумку с болта и достал несколько электродов.
— Вот смотрите, товарищ инженер, — сказал он, — было взято со склада двадцать пять штук, можете свериться по накладной. Осталось целых вот сколько… — Он стал пересчитывать, а Нина, не открывая глаз, думала: «Как же всё-таки я доберусь до лестницы?»
— Видите, девятнадцать штук, — проговорил Арсентьев, — а огарков пять. Смотрите: раз, два, три, четыре, пять. Один в держалке. Сальдо-бульдо, ажур.
— Откуда же упал огарок? — спросила Нина.
— Не знаю. Может, Митька уронил, — и Арсентьев посмотрел вверх.
Этажом выше сидел рыжий парень в кепке, надетой козырьком назад, и тоже варил узел.
— Митя! — позвал Арсентьев.
Парень поднял щиток и посмотрел вниз. Нина увидела его широкое добродушное лицо с широким носом, с широко расставленными, немного припухшими, как у всех сварщиков, глазами.
— Чего тебе? — спросил он.
— Ты огарки в начальство кидаешь?
— А что?
— А то, что вот из прокуратуры пришли. — Арсентьев подмигнул Нине. — Вот обожди, сейчас она пойдёт вниз, сообщит куда следует, и отрубят у тебя лет десять. Будешь тогда аккуратней…
— Я извиняюсь, конечно, — сказал Митя, поняв, что его приятель шутит. — Бывает, забудешься за работой. Вот в прошлом году, ещё на том вон доме, работал у нас монтажник-высотник дядя Ефим. Так он говорил: «Когда на высоте работаю, с меня всё осыпается, как с гнилого дерева». И хотите верьте, хотите нет: кепка у него ниткой привязана, карандаш привязан, носовой платок привязан, спички и папиросы привязаны. Весь, как ёлка в игрушках. Вот вы ругаетесь — огарок упал. А у человека на высоте, если вы хотите знать, переключается внимание. Он следит только за работой и за собой. Если на каждую деталь отвлекаться, можно загреметь на низ. А чтобы ничего не падало, надо сетками пролёты перегораживать. Об этом руководство должно думать.
— Вы сейчас на низ? — спросил Нину Арсентьев.
— Не знаю ещё…
— Будете на третьем участке, скажите про сетки.
— Хорошо.
— Или прямо главному инженеру.
— Хорошо, Пётр Петрович.
— Меня Андреем зовут. Это я так… А вас как спросить, если придётся?
— Нина Васильевна.
— Будем знать. А я думал, вы к нам на экскурсию. Но когда вы сюда пришли, сразу понял, что нет. По нашим-то панелям редко кто ходит… Так не забудьте про сетки… — напомнил он ещё раз, опустил лёгким движением головы щиток и принялся за работу.
«Что же мне теперь делать? — подумала Нина. — Можешь не можешь, инженер Кравцова, а надо идти… Обо мне даже и приказ, наверное, не успели написать». Она посмотрела вниз, страшно завидуя ходящим по земле людям, и, собрав всю свою волю, попыталась оторваться от колонны. Но сразу же у неё закружилась голова, защекотало в пятках, и она поняла, что не сможет сделать ни шагу.
А вокруг обычным, спокойным порядком шла работа; глубоко внизу сигналили машины, гремела арматура, раздавалась барабанная дробь пневматических ломов, и метрах в десяти от Нины, в стеклянной комнатке подъёмного крана, молоденькая синеглазая девушка двигала рычаги, и тень огромной сквозной стрелы, как тень самолёта, мелькала по колоннам.