Подгоряне - страница 15

Теперь я осматривал новую школу, красивую, трехэтажную, с просторным школьным двором. Двор этот поглотил и поповский, и директорский дворы, старые их дома были разобраны, а заодно с ними и несколько крестьянских вместе с хозяйственными пристройками: хлевами, конюшнями, загонами для овец и коров, курятниками, винными и иными погребами; все высвободившееся пространство захватила школьная усадьба с примыкавшими к ней стадионом и другими спортивными сооружениями — беговыми дорожками, волейбольными и баскетбольными площадками, теннисным кортом. Исчезло бесследно и подворье псаломщика с его домом и многочисленными сараями, хлевами и амбарами.

Помещавшиеся в этом доме правление колхоза и сельсовет перебрались в новые здания, выстроенные по специальным проектам. Земля вокруг была тщательно выровнена, посыпана красным песком из перемолотого каленого кирпича.

Школьный двор! Он когда-то и во сне не мог мне приснитьея таким.

Зацементированные дорожки, по бокам — цветочные клумбы… мыслимо ли такое?

Где же, куда пропал, Сгинул преогромный батюшкин дом с двумя старыми липами перед ним, с вплотную прижавшимся ко двору виноградником? Где конюшни? Где поповская кухня, в которой некогда хлопотала, стряпала еду немая Аника и в которой во время войны располагалась оружейная мастерская? Называлась оружейной, а там чинилась, ремонтировалась не только боевая техника, но и шилась одежда, именно в ней военные мастера соорудили для меня китель, шинель из английского сукна и хромовые сапоги со скрипом. Где все это? Как умудрились тяжелые катки вдавить все в землю, а бульдозеры выгрести? Под слоями песка и щебня схоронить заодно суетню и беготню сельсоветского и правленческого двора, бесконечные заботы и тревоги сельского люда, борющегося с голодом, холодом, дремучим суеверием, с тяжким багажом прошлого, с замученными в мозолистых, ладонях, скомканными заявлениями о вступлении в колхоз?.. Под этими спортивными площадками, под разровненным, словно бы расчесанным аккуратно красным песком, под ровно подстриженной травкой на стадионе плакал и мой первый ремень, первый ножичек с рыбками на футляре. Там вон стояла и застенчиво улыбалась красавица Анишора, из-за которой поползли по селу худые слухи про моего отца; Анишора, проклинаемая мамой и за эту самую красоту, которую не может простить женщина женщине, и за ее, разумеется, "распущенность". Из-под мелькавших красно-белых кроссовок парней, бешено гоняющих мяч по стадиону, мне и сейчас виделись тыквы на огороде мош Иона Нани-Мустяцэ. Тыквы, что наползали на плетни и заборы, а некоторые вскарабкивались даже на деревья, цеплялись за соломенные крыши хлевов, курятника и кладовок.

Ничего теперь этого нет. Молодой яблоневой сад мош Иона сейчас не нуждался, чтобы его юные стволы закутывались рогожей от зайцев. И сад исчезг За домом старика были сейчас ровные, выложенные каменными плитами дорожки, припорошенные сверху розовым песочком. Лишь сам мош Ион стоически противился властному, неумолимому закону временя: как потерянный бродил по своему двору, не хотел перебираться в чистенькую избу, построенную ему совхозом по новейшему проекту. Горькой печалью веяло на меня от подворья глупого упрямца. Все ведь указывало на то, что не сегодня, так завтра уберется и он отсюда, — зачем же упорствовать, вести войну, в которой ты обречен на неизбежное поражение? Мош Ион Нани обитает теперь, как на островке, от которого отдалилась жизнь с ее вечными заботами и тревогами. Со стен его халупы осыпалась штукатурка. Баба Веруня, питающая, как известно, слабость к перемене мест, не колеблясь перебралась в новый дом, едва заполучив от него ключи, — оставила мужа в одиночестве. Осмотрев жилье снаружи и изнутри, она пришла в сущий восторг. И покрыт дом был нарядной черепицей, и окружен забором из красивого свежепокрашенного штакетника. А если еще вспомнить, что он на целый километр приблизил тяготеющую к коммерческим делам старуху к городской рыночной площади, то станет уж совершенно ясно, каким довольством сияло лицо бабушки Веруни. Были, впрочем, и некие издержки: перебравшись в новый дом, Веруня на такое же расстояние не приблизилась, а отдалилась от сердца своего строптивого мужа.