Подгоряне - страница 23

Водрузив на нос очки, целыми днями порою возится с тем камнем… Мою жену обозвал бездельницей, хотя она отвечает в совхозе за все финансовые дела, иной раз целыми ночами просиживает вместе с бухгалтерами над бумагами. Дома почти не бывает — некогда. Запасные ключи находятся у мош Петраке. А калитка не запирается. В наше отсутствие Петраке приходит и хозяйничает тут вовсю: поливает огород, пропалывает его. Приглядывает и за домом. Не забывает и своих соток, обрабатывает их. А чтобы не вступать в перепалку со своим старшим братом, не перечит ему, уступает во всем. Зная, как тот любит попариться в бане, готовит ее, греет воду, припасает мочалку и дубовый веник. Последнее время старый скандалист, точно селезень, постоянно полощется! Баней в основном он только и пользуется…

Занятый постоянными своими заботами, народ находит время и на то, чтобы позабавиться причудами самого древнего жителя Кукоары. Дедушка между тем был несокрушимо убежден, что это вовсе не причуды, что просто так, зазря, он ничего не делает и никаких пустых слов не говорит, то есть не болтает попусту. Будто строгий ревизор или инспектор, останавливается он чуть ли не у каждого двора и начинает по-своему оценивать обнаруженные им перемены: "Ну вот… Этот беш-майор построил себе не дом, а новую школу… Коровья образина!"

"Новой школой" дедушка называл большой просторный дом, каких теперь немало понастроено в Кукоаре, равно как и по всей Молдавии. И все-таки старик добавлял с досадой: ни у кого, мол, такого дома нет!.. Ишь, расхвастался! Иногда его страшно злили не новые дома, а железные ажурные ворота и высокие каменные погребицы посреди двора, и тогда старый придира ворчал: "Прежде люди учились на доктора, чтобы иметь кусок хлеба, а нынешние. — как их там?., мех… мехзаторы, моторщики разные, катаются в свое удовольствие на трескучих машинах и лопают кусок хлеба, намазанный толстым слоем масла!"

Когда он говорит про себя ли, вслух ли такие слова, то так и знай: дед остановился перед домом молодоженов. Новые семьи теперь по большей части составляются так: она учительница — он шофер; она врач — он тракторист, или комбайнер, или электрик, или высококвалифицированный рабочий с какого-нибудь ближайшего завода; этот последний ночует в селе, а днем сидит в кабине высоченного башенного крана, орудует там рычагами либо стоит у заводского станка.

Слов нет, село разительно изменилось, похорошело, как написал бы газетчик. Но почему же холодком, чем-то едва уловимым, нерадостным веет от его великолепия, внешней красоты? Почему при взгляде на красу эту в сердце твое непрошено вкрадывается легкая грусть, даже печаль? Все вроде бы есть в новом доме для человеческого благополучия: большая комната с модной, "современной", как ее называют, спальной мебелью; просторная, тоже "современная", гостиная. Газ. Вода. Электричество. Телевизор. Чего еще не хватает?.. Но чего-то все-таки не хватает, ежели в сердце закрадывается холодный сквознячок? А уж не отгородили ли эти красавцы дома людей друг от друга непроницаемой крепостной стеной? Имея узкую специальность, рабочий совхоза отрабатывает свои часы, возвращается домой, и до следующего утра его никто не видит. Людей на селе много, а почему-то ты не можешь избавиться от ощущения некоей пустоты. Без коровьего мыка, без овечьего и козьего блеяния, без кочетиного крика на заре, стожка сена или соломы в закутке, нередко даже без собачьего бреха во дворе — что же это за село такое? Не петух будит человека, а будильник, заведенный с вечера на определенный утренний час, чтоб человек этот не опоздал к автобусу и вовремя приехал к своему станку или башенному крану, на строительную ли площадку, на укладку асфальта, к печам, где калится кирпич или черепица, к автоматической линии на заводе или фабрике…

С той поры как ликвидирован район, захирел как-то и наш городок. Его жители продавали свои дома прямо-таки за мизерную цену, лишь бы только поскорее избавиться от них и перебраться в другое место. Из старых моих знакомых я повстречал возле парикмахерской только Фиму: он подкарауливал редких клиентов у входа в парк, который тоже был запущен и подметался лишь два раза в году: к Первому Мая и осенью, ко Дню урожая. Если кто-то и заходил в парикмахерскую Фимы, то это случалось в воскресенье, в базарный день. Вся культура в городке, покинутом соответствующими районными учреждениями, вертелась теперь возле этой самой парикмахерской да еще у кинотеатра. Тут можно наслушаться чего угодно: молодые обсуждали дела футбольные, старики и старушки вели разговор о кадушках для солений, о повидле из слив; иногда вспыхивали дискуссии вокруг — кроличьих ферм, клеток с попугаями и аквариумов с золотыми рыбками. Каждый парикмахер или инженер с консервного завода, с хлебопекарни, ликеро-водочного, строительного предприятий, с завода по изготовлению железных заборов и ворот и других — словом, все специалисты, оставшиеся еще в бывшем райцентре, обзавелись теперь кроликами, клетками с канарейками и попугаями, аквариумами с диковинными рыбками.