Поднебесный гром - страница 20

— Взлет и посадку выполню я, — сказал он по СПУ[4]. — Первый полет — ознакомительный.

Самолет быстро набрал на разбеге скорость и, отойдя от земли, летел, прижимаясь к ней, точно не решаясь распрощаться, и вдруг круто рванулся вверх с одновременным разворотом.

— Боевой разворот! — с нескрываемым восхищением воскликнул механик, крутоплечий детина с широким лицом и толстой неповоротливой шеей.

— Струевский почерк!

— Этот покажет, где раки зимуют!

Авиаспециалисты, проводив в полет машину, не расходились, смотрели в небо. А самолет, точно почувствовав прикованные к нему взгляды, снова вернулся из голубой выси и стал носиться над аэродромом на больших скоростях; он ввинчивался в самый зенит, затем падал отвесно на корпуса завода, на приаэродромные сооружения, на людей с запрокинутыми вверх головами, покоряя их чистотой и отточенностью фигур высшего пилотажа, изяществом формы и своей мощью. Самолет неистовствовал, снова и снова с завидной неутомимостью крутил петли, перевороты, восходящие и нисходящие бочки и наконец плавно лег на горизонт, стал заходить на посадку.

Струев вылез из кабины, отойдя в сторону, стал поджидать молодого летчика. Его лицо было невозмутимым, точно он не имел никакого отношения к этой длинной поджарой машине с короткими крылышками, которая только что как дьявол носилась над землей, будоража воздух. Лишь красные пятна, выступившие на шее Струева, красноречиво говорили о перенесенных перегрузках.

Волк долго копался в кабине, освобождаясь от привязных ремней, а специалисты наземной службы посмеивались:

— Должно, умотало паренька.

— Еще бы, такую баньку получить!

— Как черти носились!

— А может, ему плохо?

— Вряд ли. Он, говорят, сам инструктором был. Других летать учил.

— Такой клопыш? — недоверчиво покачал головой грузный водитель топливозаправщика.

— А толку — что ты с каланчу вымахал! Только и умеешь заливать керосин.

— Посмотреть бы, как он без моего керосину полетит, — добродушно парировал великан в замасленном комбинезоне и отошел к своему топливозаправщику.

Волк предстал перед Струевым, немного смущенный за свою задержку.

— Как самочувствие? — поинтересовался тот с едва уловимой усмешкой.

— После перерывчика чувствительно, — признался Волк и как бы в знак доказательства стащил кожаный шлемофон — с головы валил пар.

— Ничего, постепенно втянешься.

Струев покровительственно похлопал его по плечу, и они укатили на «рафике» к ЛИС.

У входа их встретил Востриков. Придержав Струева, спросил:

— Как?

— Будущее покажет, — неопределенно произнес Струев.

— С земли смотрел — здорово!

— Пилотировал-то я.

У Вострикова за стеклышками очков часто-часто заморгали глаза.

— Надо было ему дать…

— Успеется, Семен Иванович. Я показал, как у нас летают! А летчика я из него сделаю. Железно! — пообещал Струев.

— Но он, кажется, был инструктором?

— Инструктор — одно, испытатель — другое.

— Смотри, тебе виднее. Да, зайди ко мне, когда передохнешь, разговор есть.

В кабинет Струев вошел уже иной. Серый, в искорку, костюм, голубая рубашка, манжеты с золотыми запонками и блестящие лакированные туфли, в которые хоть смотрись, преобразили человека, еще недавно затянутого в высотный костюм, в гермошлем, в черные шевретовые перчатки.

Даже не верилось, что это он только что носился в небе, выполняя фигуры высшего пилотажа. А какая красивая посадка! Еще самолет не коснулся колесами бетонки, а за хвостом уже расцвели тормозные парашюты — прямо в воздухе. И как следствие — очень короткий пробег. Ничего не скажешь — здорово!

Востриков с восхищением глядел на Струева.

— Садись, Лев Сергеевич.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил его Струев, однако, прежде чем воспользоваться приглашением, оглядел длинный ряд стульев вдоль стен и остановил взгляд на высоком кресле, примыкавшем подлокотником к письменному столу.

— Во-во, давай поближе! — подхватил Востриков.

Струев сел и выжидающе вскинул на него черные внимательные глаза.

Семен Иванович закурил и протянул испытателю распечатанную пачку сигарет:

— Угощайся.

— Вы же знаете, я табаком не балуюсь.

— Ах да, запамятовал! Пожалуй, и мне бросать надо, балдеешь от этого курева, — посетовал Востриков и вдруг без всякого перехода мягко пожурил испытателя: — Что же ты не дал Волку самому поуправлять? Чего улыбаешься? Я не прав?