Подопечный Перуна - страница 18

— Есть сильное оружие на пятидесятый уровень командира войск дроу. Отдать?

— Почему бы и нет? Отдавайте, — сразу же согласился Перумов. — И дальше не теряйте его из виду ни на минуту. Постарайтесь, чтобы продержался без перезагрузки пару суток. Надеюсь, тогда завтра исправим глобальную ошибку министерских чиновников.

— Да, подкинуло министерство нам проблему, — сокрушенно кивнул Хромов. — Почти год корпим над ней. Не упустите шанс исправить.

— Хорошо, — согласился Кратович. — Заодно проверю его сообразительность справляться с неожиданными ситуациями…

В поселение Гром вернулся на рассвете с кучей шкур в руках, не поместившихся в заплечный мешок.

Орки на воротах разинули рты, когда его увидели. И хорошо, что было слишком рано, Гром не встретился ни с кем, пока добирался до лавки бронника. А то бы не избежал ненужных завистливых расспросов.

Лавка оказалась пока закрытой. Еще около часу придется ему куковать тут, у двери.

Гром спрятал шкуры, что пришлось носить на руках, за дальней стеной лавки и присыпать сверху хворостом. Хотя кому надо с утра припереться туда? Сам же присел на ступеньку лесенки в ожидании прихода бронника.

Еще в прошлый раз, когда сдал первую шкуру барахольщику, прокралась в голову мысль, что тому она даром не должна быть нужна. Что, скорее всего, он ее купил, чтобы перепродать. И тогда еще догадался, что перепродать-то он может только броннику. Кому же еще? Значит, бронник за эти редкие в стартовой зоне шкуры платит больше, чем заплатил барахольщик. Вот и решил Гром лишить хитрожопового тролля дармовой наживы. Пусть ищет других лохов.

Итак. Истребил за ночь отработанным способом всех имеющихся там варнов. Оказалось их в локации четырнадцать таких мобов. С первым убитым, значит, пятнадцать. Ровно столько, чтобы новичок одолел пять уровней — билет на проход в закрытые ворота. И он уже их набрал. При желании хоть сегодня может пройти через те ворота.

После распределения последних свободных очков, — а он их продолжал кидать равномерно на все характеристики, — жизнь поднялась до двухсот пятидесяти, мана — до восьмидесяти. А характеристики поднялись, как и в предыдущие разы, поровну: стали по пять.

И теперь на шестом уровне выпускника яслей его шкала опыта показывала 2450/3500. То есть, немного усилия, и будет он на седьмом.

Так он грел свое тщеславие, когда, позвякивая ключами, наконец, пришел и сам бронник: бородатый гном по имени Картавый. Косо глянул на сидящего на ступеньках Грома, хмыкнул открывая заветную дверь:

— Ну, заходи, заходи.

— Счасс! — вскочил Гром, побежал за укрытыми шкурами.

Когда вошел в ларек, Картавый уже стоял за прилавком. Он удивленно уставился на кучу шкур, что кинул Гром перед ним, и выпучил глаза, когда сверху выгрузил из заплечного мешка еще столько же.

— Почем берешь такие? — перешел к сути дела Гром.

— Вместе с клыком по две с половиной золотых. А без…

— Вместе. — Гром порылся в мешке и выложил рядышком четырнадцать клыков. — Итого с тебя тридцать пять золотых, — быстро подсчитал он и требовательно протянул к нему раскрытую ладонь.

Бронник не стал тянуть резину, по одной штуке доставал из своего ларчика золотые кругляки и перекладывал на его ладонь.

— Тхидцать четыхе, тхидцать пять. Всё! — спрятал вновь ларчик и ловко перебросил шкуры с прилавка в сундук возле себя. — Потом пристально глянул на Грома и сказал:

— Тепех ты богат. Может, купишь у меня бхоню?

Гром замялся и отказался.

— Какой смысл у тебя покупать, если выйду отсюда, и попаду в город. Там наверняка лучше твоего найду. И потом… Скоро до седьмого уровня дотяну. Потерплю, и сразу на седьмой брать буду. — Повернулся уходить, когда Картавый его остановил.

— Постой. Мне нужно тебе кое-что сказать.

Гром удивленно обернулся к броннику. Это что-то новенькое.

— Слушаю тебя, уважаемый.

— Так вот слушай, — торжественно зазвучал голос гнома. Аж борода оттопырилась. — Много лет назад, когда я был еще учеником у здешнего мастеха… большого мастеха бхони, появился в этих кхаях загадочный человек. Тогдашние здешние люди говохили, что по ночам видели, как его лицо и хуки излучали сияние. Сам он называл себя бахдом, и пел очень кхасивые баллады…