Подорожники - страница 3
Двери вокзала выплёвывали и всасывали пассажиров без отдыха. К свободному бетонному причалу встал еще один, подрагивающий от напряжения, поезд. Потоки людей нерадостно обтекали девушку, словно камешек на речной стремнине. Она не обращала внимания на толчки, но её лицо в голубой косынке становилось тревожно-печальным.
Поезд, напрягая тепловозные силы, отполз от вокзала, продолжая маршрут. Она с горькой тревогой смотрела в сторону незнакомого города. Сквозь редкую сирень просматривались автомобили-такси, кривобокие перегруженные автобусы и суетящиеся люди, которые уже не могли называться пассажирами, став пешеходами и покупателями.
Прокатилась, толкаемая женскими руками, гремучая тележку с каменноугольными банками. Вдруг у тамбуров встали, как в карауле вагонработницы в синей форменной одежде и, как по команде, расчехлили красные флажки. Прошла, нерадостно прихрамывая статная женщина в белой куртке, с большой скрипучей корзиной желтого винограда. Переговариваясь и, стуча по буксам молоточками на длинных чёрных ручках, проскакали вагонные осмотрщики.
Ветерок капризно раздувал лёгкое платьице девушки, всё еще стоящей у вагона. Мешок сонно свернулся у её полноватых ног в белых ремённых туфлях. Пятнисто-кремовое платье волновалось небольшими неровными складками вокруг бёдер, посредством ветреных усилий. Острый луч заходящего осеннего солнца нечаянно сорвался с крыши пропылённого вагона дальнего следования и сделал платье почти прозрачным. Фигура, окруженная золотым светом, стала воздушной. Девушка была так спокойна в своём волнении, что пассажиры, стоящих поездов, невольно обратили внимание на это перронное чудо.
Уставшие от вагонной тесноты и разговоров жен, мужчины во все глаза смотрели на совершенное изваяние за вагонным стеклом, освещённое солнцем и тревогой. Женщины невольно вспоминали умчавшиеся годы-поезда и невольно сравнивали с той, которую не встретили.
ЕДИНСТВЕННЫЕ
Их книги разделяла узкая полоска вагонного столика, на котором пускала тончайшие пузыри начатая бутылка лимонада. На поворотах стакан касался бутылки и грустно позванивал. Он убирал глаза от страницы, и трогал взглядом унылый пейзаж с темной стеной леса и низкими грязными бесформенными облаками. Его серые глаза на какую-то крохотную дольку секунды скользили по её овальному лицу, словно поглаживали тонкие коромыслица редких бровей, неопределённого цвета светлые волнистые длинные волосы, слегка курносый носик и яркие восточного рисунка губы без следов помады. В постоянном танце кружились за полосой отчуждения тонкие березы с желтыми листами и осинки красноватых тонов. Неутомимо бежали за вагоном креозотовые столбы, опоры электроконтактной сети. Дробно и дружно стучали под полом трудяги-колёса. Две пожилых женщины сучили нескончаемую пряжу своих бледных разговоров. Дядя с округлой талией, и в потемнелой рубашке подмышками, шуршал свежекупленными старыми газетами, словно искал в них свои стихотворения.
Мысленно Павлик Чавилин давно разговаривал с попутчицей, но только мысленно. Все слова казались пустыми и невзрачными. …Знакомился легко, молол вздор, девушки или надували губки или поддерживали его дурачество. А сегодня что-то разладилось. В первые секунды, как только увидел девушку, решил, что за болтовнёй и лёгким флиртом сократится дорога, и быстро окажется в родном Томске, который покидал, чтобы помочь бабушке расправиться с урожаем картофеля. Но, наткнувшись на её взгляд нестерпимо добрых и заботливых сине-зеленоватых глаз, вдруг забыл дышать. …Машинально дышал, привычно и неосознанно делал вдох и выдох. А тут случилось нечто странное и необъяснимое.
Девочки у него были. Они научили его быть ласковым и внимательным. В школе не преподавали нужного, а в армии старались командиры, чтобы он мог бегать во все лопатки, и к концу дня падал без сил на своё личное солдатское место. Поэтому спасибо девчаткам. Они показывали, как нужно себя вести в той или иной ситуации, как нужно обнять хрупкое тельце, чтобы ничего такого не повредить ни снаружи, ни внутри. Иногда забывался, отдаваясь потопу страсти, так обнимал подружек, что они, задыхаясь, шептали: – «бешеный, бешеный».