Подождите, не уходите, или Когда же бабочка взмахнула крыльями - страница 10

– Сравнение с врачами как-то сомнительно. У нас есть свобода выбора.

– Настоящий профессионал должен найти тринадцать лазеек в десяти заповедях. Ты об этом знаешь?

– Я готов найти лазейку к душе убийцы и понять: почему он совершил преступление. Я буду его защищать, если проникнусь к нему хоть малейшим сочувствием. Но оставить безнаказанным ничтожество, мразь – я сам далеко от него не уйду.

– Почему безнаказанным? О чём ты говоришь? А гонорар, который мы ему выставляем – это что, не возмездие? Не кара? Напомню тебе одну цитату. "Мне случалось успешно защищать преступников. Но виновный никогда не оставался безнаказанным. Достаточно суровым возмездием для него был мой гонорар". Вот как надо мыслить. Мы обдерём его до нитки за его преступление. Разве это не наказание?

– Вячеслав Викторович, вы приводите слова американского адвоката Френсиса Ли Бейли? Так он же в своё время был лишён лицензии за многие неэтичные поступки. И даже, кажется, сидел какое-то время в тюрьме за это.

Вячеслав замолчал на несколько секунд, о чём-то раздумывая, видимо, он не ожидал такого выпада и таких знаний от молодого коллеги, а потом продолжил:

– Кажется, ты выбрал не ту специальность.

В его голосе уже появились стальные, ледяные и как мне показалось, пренебрежительные к собеседнику нотки.

– Если ты хочешь удержаться в нашем офисе, то должен отбросить всякие сантименты и выручать серьёзных клиентов. Да дело даже не в деньгах. Нужно доказать свой профессионализм, чтобы о тебе заговорили, как о преуспевающем адвокате. У меня лично кураж появляется, когда я могу развалить дело следователей, когда я выхватываю какую-нибудь мелкую деталь и разрушаю их кропотливый труд, труд нескольких месяцев. Вот тогда я чувствую себя победителем. Не удержишься ты в моём офисе…

 В его голосе уже звучали равнодушные нотки, будто для себя он уже что-то решил, будто прощался с коллегой.

Позже, я узнала, что тот молодой адвокат уволился, а за то грязное дело взялся мой муж и… с блеском выиграл процесс. Вот так, год за годом, мой спутник по жизни приоткрывал своё истинное лицо, пока не наступил тот день, когда он окончательно сорвал с себя маску. И столкнулась я тогда с … двоемразием.

Макиавеллиевская сущность моего мужа проявлялась во многих его процессах. Одно его дело особенно запомнилось, ошеломило.

Тот клиент приходил к нам домой. Я открыла дверь и посторонилась, пропуская мужа и высокого, элегантно одетого мужчину. Этот человек был так учтив, уже у двери началась свистопляска из фальшивого лицемерия – руку поцеловал, дежурными комплиментами осыпал, ослепил своей широкой, белоснежной улыбкой. Однако, посмотрев ему в глаза, я невольно напряглась. Какое-то странное ощущение он на меня произвёл, будто ненароком заглянула ему в душу и увидела там нечто непонятное, но отчётливо ужасное. Что-то мрачное, предостерегающее было в его облике. Но что? Взгляд. Это был взгляд Василиска – хищный, убийственный, который рвёт и разрушает нервные клетки мозга, разрывает сердце на части. Скрыть этот взгляд он не мог, видимо, всё нутро пропитано этим необъяснимым мраком.

И как же корила я себя за излишнюю чувствительность, узнав от мужа трогательные подробности его жизни, которые вызывали сочувствие, сопереживание, сострадание.

Много лет назад, он остался вдовцом, с четырёхлетней дочкой на руках. И решил не приводить в дом мачеху. Отныне всё в его жизни было посвящено его принцессе – частный детский садик, элитная школа, платная учёба в МГИМО. Сам он был мелким предпринимателем, все заработанное тратил на дочь.

Однажды, придя пораньше домой, предложил дочке посидеть возле камина, как в былые времена.

– Ты уже на пятый курс перешла, расскажи, что нового в твоей жизни? Где ты хочешь работать? Все двери для тебя открою. Ты только скажи.

– Нет, папочка, в следующий раз поговорим, я себя плохо чувствую, пойду лягу.

И тут ёкнуло у него внутри. Почему она так бледна? Почему у неё остекленевшие глаза? Он быстро подошёл к ней, приподнял рукав её длинного свитера и, увидев характерные точки на сгибе локтя, помертвел, обезумел. Всё поняв, дико заорал, и при ней – зарыдал горько, беспомощно.