Подпольный Баку - страница 11

— А разве сама городская дума не принимает участия в этих махинациях?

Гаджи Салман, видя, что обозленный конновожатый Мазан ушел, сунул сломанный чубук за пояс и полез на его место.

Вагон опять тронулся.

Павел и его товарищи с интересом наблюдали всю эту сцену.

Неожиданно они услышали чьи-то всхлипывания. Печальный девичий голос протянул:

— Не разрешили!…

Обернувшись, они увидели девушку лет семнадцати-восемнадцати, высокую, стройную, светловолосую, голубоглазую, словом, пригожую русскую дивчину. Рядом с ней, боком к ним, стоял старик, с виду рабочий. По вспаханному глубокими морщинами лицу нетрудно было понять: за его плечами нелегкая трудовая жизнь. Он был худ и костляв, большие руки с узловатыми пальцами, жилистые и черные, выдавали в нем рабочего, которому приходится иметь дело с мазутом. Пиджак и штаны пестрели заплатами.

— Не разрешили!… - повторила девушка.

Редкие прохожие обращали внимание на плачущую девушку, — людское горе было обычным явлением для Баку, города разительных контрастов, города миллионеров и нищих, где у одних было все, у других ничего, — подчас даже куска хлеба, чтобы утолить голод. Да, в те годы слезы на улицах этого солнечного южного города не были редкостью.

Старик повернулся к плачущей девушке, провел рукой по ее волосам.

— Женичка, ведь ты у меня умница, возьми себя в руки. В том, что произошло, нет ничего удивительного. Скажу откровенно, я заранее предвидел неудачу.

Голос старика показался Аскеру знакомым. Он шагнул навстречу спутнику девушки.

— Ба, да это ты, Сергей Васильевич!… А мы собрались как раз к тебе. Хорошо, что встретились здесь. Только бы напрасно потеряли время. До Сабунчей путь немалый. Как я сразу не узнал Женю?! Отчего она в слезах? Что произошло?

Аскер и Сергей Васильевич обменялись рукопожатиями, затем Аскер познакомил старика со своими товарищами.

Заметно было, Сергей Васильевич обрадовался этой встрече. Посоветовавшись, они решили ехать в Сабунчи.

Сергей Васильевич продолжал утешать Женю:

— Ведь ты сама, дочка, не верила, что тебе разрешат сдать экзамены на аттестат зрелости экстерном. Так и случилось. И знаешь почему? Потому что ты дочь рабочего. Ведь кто учится в гимназиях? Сынки богатеев, чиновников, купчишек. Разве мы ровня им?… Ты им чужая. Им чужды и твой отец, и наша простая фамилия, и платье, которое ты носишь, и класс, к которому ты принадлежишь, и твои мысли. Люди из высшего общества, чьи сынки и дочери учатся в гимназиях, смотрят на нас с презрением. Ведь это оскорбление для них — дочь рабочего хочет сдать экстерном все экзамены! Нет, нынешний режим и порядки не могут допустить, чтобы аристократию оскорбляли!

Сергей Васильевич незлобно усмехнулся. Это была усмешка умудренного жизненным опытом человека, который умеет не только возмущаться, но и понимает силу не всегда зависящих от людей обстоятельств.

Погрустневший Аскер с сожалением смотрел на девушку!

— Надо терпеть, Женя, не унывай. То, что произошло с тобой — самая обычная для нашего времени вещь. С несправедливостью мы сталкиваемся ежедневно. Ты спросишь, может, мы привыкли к ней? Нет, к несправедливости и оскорблениям привыкнуть нельзя.

Женя молчала, с трудом сдерживая слезы. Успокоившись немного, она поправила волосы и сказала:

— Не разрешили — ну и пусть.

Павел с интересом разглядывал девушку. Платье на ней было недорогое, но чистенькое и красиво сшитое. Лицо — умное, серьезное.

Женя, заметив, что Павел пристально смотрит на нее, обратилась к нему:

— Извините меня, пожалуйста. Думаю, вы понимаете мое состояние и мою обиду. Я даже не помню, мы уже познакомились с вами или еще нет? Меня зовут Женей.

Павел приветливо улыбнулся.

— А меня Павлом. Советую вам, Женя, не расстраиваться. Что поделаешь? Так уж мы живем — в окружении несправедливости и оскорблений. Скажу вам по секрету: рано или поздно этому придет конец.

Лицо Жени посветлело, глаза улыбнулись. Возможно, она посчитала слова Павла за шутку или приняла всерьез, только было видно: ей понравились и Павел, и его слова. Она улыбнулась, уже совсем весело и дружески пожала Павлу руку.

Подъехал вагон конки, и сцена, которую друзья наблюдали десять минут назад, повторилась, только на сей раз без участия Гаджи Салмана.