Подпольный Баку - страница 48
Айрапет хотел сказать что-то, но ему помешал приступ кашля, который в последнее время все чаще донимал его. Отдышавшись, он наконец выдавил из себя:
— Я припоминаю некоторые другие твои высказывания о женщинах, Павел, и вот что скажу тебе: неверно ты думаешь о них. Мир их чувств мало чем отличается от мира чувств у нас, мужчин. Твои философствования о женском характере хромают на обе ноги.
Мамед не сдержал усмешки:
— Я не раз говорил Павлу то же самое.
— Мое мнение на стороне большинства, — вставил Аскер.
— Да, Павел, — продолжал Айрапет, — с виду иная женщина может показаться слабой и хрупкой, но в нужный момент она способна выстоять перед любыми трудностями, будет действовать хладнокровно и умело. Мы знаем немало примеров женского упорства и стойкости. У женщин сильно развито чувство собственного достоинства, самолюбие. Наша Женя и другие женщины, принявшие участие в сегодняшней демонстрации, подтверждают сказанное мною. Особенно это относится к Жене. Сегодня она доказала, на что способны наши женщины.
Павел удивленно взглянул на Айрапета.
— Что ты имеешь в виду?
— Ведь она спасла тебе жизнь.
— Мне?.. Жизнь?!
— Вот именно. Когда ты схватился врукопашную с городо вым, вице-губернатор Лилеев приказал трем конным казакам атаковать тебя. Если бы в этот момент Женя не швырнула в голову Лилеева камень и тем самым не отвлекла на себя внимание казаков, плохо бы тебе пришлось. Ее находчивость спасла от беды многих наших товарищей, не тебя одного…
Павла глубоко потрясло то, что он услыхал. Он был охвачен горячим чувством благодарности к Жене за ее самоотверженный поступок. Но сказать об этом своим товарищам как-то не решился, предпочел промолчать.
Айрапет пожал плечами.
— Ах, эти девушки! Кто их разгадает? До сих пор не могу понять, ну что нашла Женя, такая красивая, привлекательная девушка, в этом своем Павле, похожем на черта?
Наступило молчание.
— Может, она поехала в Сабунчи? — решившись наконец заговорить, высказал предположение Павел.
Василий поднялся со стула и заходил по комнате, ероша волосы.
— Нет, — отозвался он, — в Сабунчи Женя не могла поехать, так как все пути из города перекрыты и контролируются казаками и жандармами. Кроме того, как тебе самому известно, дом Сергея Васильевича под надзором полиции. Мне кажется…
Он не успел договорить, — в окно тихонько постучали.
Все замерли.
Василий, с напряженным лицом, осторожно открыл дверь,
В комнату вошла молодая женщина с грудным ребенком на руках, в надвинутом до самых глаз платке, та самая, которая час назад прогуливалась в Губернаторском саду, напевая младенцу колыбельную песенку. Молодайка сдернула с головы платок — и все остолбенели: это была Женя.
— Добрый день, друзья! — сказала она смеясь, села рядом с Мамедом, пожала ему руку.
Аскер метнул насмешливый взгляд на Павла, затем скосил глаза на девушку.
— Рады видеть тебя, Женя, — сказал он, протянув ей руку. Овладев рукой девушки, он хотел соединить ее с рукой Павла,
Женя отдернула руку.
— Еще чего! Мы уже помирились. Моя рука не терпит насилия. Должна вам сказать, ребята: Павел — мой товарищ, но не больше. Так будет и впредь.
Она налила воды в чайник, поставила его на керосинку, затем развязала сверток, который изображал грудного младенца, извлекла из него полбуханки черного хлеба и две большие воблы, разложила еду на столе.
— Приглашаю вас к обеду, товарищи!
Василий первым подсел к столу, подавая пример остальным.
— За угощение спасибо, Женя. Мы страшно голодны. Но послушай. Мой совет: ты должна на время уехать из города. Сейчас тебе опасно оставаться в Баку.
Женя с аппетитом ела воблу.
— Это что же, Бакинский комитет вынес специальное решение обо мне? спросила она.
— Такое решение Бакинского комитета мне неизвестно. Я передаю тебе мое личное мнение…
Женя озорно улыбнулась.
— Держи свое мнение при себе. Я уже приняла все необходимые меры предосторожности. В мои планы не входит отъезд из Баку.
Она обратила внимание на удрученный вид Павла, который сидел, не отнимая правой ладони от скулы, однако не стала ни о чем спрашивать его. Когда Павел протянул руку за хлебом, Женя увидела на его скуле большой синяк — память от городового. Она встала, намочила свой носовой платок и протянула Павлу.