Подснежник - страница 13
Мы ехали на восток, мимо «Ангела», вверх по Сити-роуд до Шордича и Хокстона. Гарри мрачно кивал, глядя на проносившиеся за окном знакомые пейзажи. Потом он показал мне обширный, заросший травой пустырь, на котором во время бомбежек были разрушены все здания. На краю пустыря высился муниципальный знак с надписью «Территория временно свободна».
– Здесь был и наш дом. Дом, где я родился.
Он вздохнул.
– Разбомбили к чертовой матери. Ничего не осталось.
Миссис Старкс оказалась невысокой, сухой, безупречно одетой женщиной. Когда мы подъехали, она сидела в гостиной своего домика с верандой и пила чай с теткой Гарри Мэй. Едва мы вошли, как она бросилась нам навстречу и принялась хлопотать вокруг сына, шумно выражая свою радость по поводу его приезда. Смятение еще больше увеличилось, когда Гарри достал краденые подарки и принялся самолично раскладывать их на софе.
– Он меня совсем избаловал, правда, Мэй? – воскликнула мать Гарри.
– Какой нехороший мальчик! – откликнулась та, подходя к нам и принимаясь гладить Гарри по лбу. – Я всегда говорила, что ему суждено кончить жизнь на виселице.
– Привет, дорогой, – ласково обратилась ко мне мать Гарри, когда он нас представил.
Я невольно спросил себя, что ей известно.
– С вашего позволения, я поставлю чайник и заварю свежий чай, – предложил я, желая показаться полезным.
– Какой милый малыш! – услышал я ее слова, когда шел в кухню с принадлежностями для чая.
Пока я возился с кипятком, в кухню вошел мужчина средних лет.
– Стало быть, он здесь… – пробормотал он.
Мужчина был смугл, его густые курчавые волосы начинали седеть. На нем была светлая рубашка без воротника и подтяжки; под мышкой он держал номер «Морнинг стар».
– Я его отец, – представился мужчина. – Он, наверное, обо мне не рассказывал?
И это действительно было так. Гарри никогда не рассказывал мне о своем родителе. Он все время говорил о матери, но ни разу не упомянул об отце, и я решил, что его папаша умер или давным-давно скрылся в неизвестном направлении.
– Рядом с хлебной корзинкой есть немного печенья, возьми его, – раздался от дверей голос Гарри. – Привет, пап, – добавил он равнодушно, заметив отца.
– Здравствуй, сын.
Двое мужчин сдержанно кивнули друг другу.
– Как дела? – осведомился затем Старкс-старший.
– Да ничего. – Гарри пожал плечами. – Нормально. Сам знаешь…
– Да, знаю. – Отец Гарри тоже пожал плечами и повернулся ко мне: – Какой срам, что мой единственный сын стал жуликом.
– Я хорошо зарабатываю. Вам с мамой не на что жаловаться.
Старкс-старший фыркнул и снова повернулся ко мне:
– Гарри был очень способным мальчиком. Он мог бы получить хорошее образование и иначе распорядиться своей жизнью.
– Все могло быть по-другому, если бы ты был рядом, – парировал Гарри. – Но ты все время где-то шатался.
– Да, но я поступал так из принципа. Партия была против войны, поэтому я должен был скрываться от призыва.
– Партия была против войны до 1941 года, а ты появился только после победы над Японией.
– Я был пацифистом и не должен был участвовать в капиталистических войнах.
– Но это не помешало тебе управлять вполне капиталистическим игорным домом.
– Я вижу – в том, что ты ступил на скользкую дорожку, ты склонен обвинять меня.
– Нет, отец. На самом деле, во время войны мы все ступили на эту дорожку. Черный рынок, помнишь?.. Я не знаю ни одного человека, который не имел бы к нему отношения.
Теперь Гарри повернулся ко мне:
– Я был самым молодым фарцовщиком на Хай-стрит в Шордиче, – пояснил он с гордостью и снова посмотрел на отца: – Так что не надо нести чушь насчет принципов и прочей ерунды.
– Конечно, теперь ты набрался всяких буржуазных идей, только не забывай, кто ты и откуда.
– Хорошо, отец, – устало сказал Гарри. – Я уверен – ты до конца не позволишь мне об этом забыть. А теперь пойдем, выпьем чаю и немного посидим, словно мы и в самом деле счастливая, дружная семья, ладно?..
– Ты понравился маме, – сообщил Гарри, когда мы возвращались назад.
От этих слов у меня по коже пробежал холодок и засосало под ложечкой. Я понял, что мне нужно выбираться, пока не поздно. Расстаться с Гарри. Раньше я никогда не задумывался над тем, как долго мы с ним будем вместе, однако перспектива стать членом его семьи никогда мне не импонировала. Наверное, подсознательно я боялся, что мне снова придется иметь дело с его депрессиями.