Поединок на атолле - страница 41

У Син поднял голову:

– Ты можешь сказать все, что хочет этот негодяй, чтобы спасти себе жизнь. Мне теперь не повредит уже ничто. Я прощаю тебе все, что ты скажешь, так как чувствую, что ты способен на лучшее.

– Он дает тебе дельный совет.

Ласковый Питер перевел японцу, тот показал свои золотые зубы и одобрительно кивнул мне.

– Ну, Фома! – Ласковый Питер подтолкнул меня в спину.- Как видишь, все это простая формальность. По их дурацким законам, чтобы повесить человека, нужен кроме обвинителя еще хоть один свидетель. Пустая формальность. Должен тебе сказать, что все на «Лолите» держат пари – одни за то, что ты, спасая свою шкуру, будешь благоразумен, вторые почему-то уверены, что ты поступишь, как идиот. Между прочим, я держу пари с Симадо-сан.

Японец прислушался, бросил взгляд на Ласкового Питера и улыбнулся мне.

– Ты, надеюсь, понимаешь, что элементарная порядочность не позволяет мне сказать тебе, за какой вариант я держу пари.

Я видел золотые зубы капитана «Лолиты», настороженные лица пиратов, тораджи как-то по-иному смотрели на меня, видно, я пробудил в них любопытство. Все будто ждали, как поступлю я. А я молчал. Ветер свистел в снастях, навевая погребальные мелодии. «Только скажи ложь – и ты будешь жить,- проносилось у меня в голове.- Ты все разно не спасешь его». «Пустая формальность…», «Спасай свою шкуру…»

Цена слова! Никогда прежде не приходило мне в голову, что от одного только слова зависит жизнь и смерть человека.

А как прекрасен был синий океан, пальмы, шуршащие листвой, небо, белый песок. Хуареи моет в лагуне котел и что-то напевает. Тави и Ронго вьют из кокосового волокна веревку, она необходима для ловушки на лангустов. Сегодня вечером мы собирались поставить ее вон там, у камней с коричневыми прожилками. Нам хотелось поймать живого рака и посадить в садок из камней…

– Время истекает,- объявил Ласковый Питер.- Осталась одна минута.- Он приподнял руку и стал смотреть на циферблат часов.

Я еще не знал, как поступлю, что скажу, но какой-то туман временами стал застилать мне глаза,

и нехорошая томительная слабость разливалась в руках и ногах. То же самое я чувствовал, когда смотрел на убитого фашистом Петю.

Ласковый Питер толкал меня в спину, и я шел, не чувствуя ног. Остановился перед шеренгой людей в серых робах.

– Ну, выкладывай, и ты свободен,- услышал я далекий чужой голос.- Время.

И я стал «выкладывать» все, что думал о подлом предложении негодяя, я ругал его на всех языках, на каких ругались матросы и которые я у них позаимствовал.

Ласковый Питер несколько раз порывался заставить меня замолчать, угрожал пристрелить меня, не дожидаясь «суда». Не знаю, о каком суде могла идти речь. Каждый раз его резко останавливал капитан «Лолиты».

Я сказал все, вернее, прокричал, к удовольствию большинства команды, все, что думал о своем командире и его подлом судне. В такие минуты забываешь об опасности. Не знаю, как я бы вел себя дальше, но я не признал своей вины и, как мог, выгораживал У Сина. Во время своей сумбурной защитной речи я ловил на себе его удивленный благодарный взгляд.

Я замолчал, усталый, опустошенный – все свои силы, мужество я истратил в эту последнюю минуту.

Ласковый Питер вытащил из кармана пригоршню бумажных денег, кажется долларов, и протянул улыбающемуся капитану Симаде.

Среди матросов тоже начался расчет, послышались смех и ругательства.

Расплатившись с капитаном «Лолиты», Ласковый Питер снова подошел ко мне и сказал устало:

– Ты опять выкрутился. Я начинаю верить в счастливую звезду. Но всему бывает конец. Твоя рея ждет, и будь уверен – дождется тебя!..

Я плохо понимал, что он говорит, но его тон и огорченный вид вернули мне силы. Словно среди ночи вдруг радостные волны света хлынули на палубу, все засверкало, заискрилось, бодро загудел прибой. Только растерзанная фигурка У Сина печалила лучезарный день. Но я почему-то был уверен, что и ему сейчас развяжут руки и скажут, что произошла страшная ошибка. И «Лолита» совсем не пиратский корабль. Разве могут быть морскими разбойниками эти славные, веселые моряки…

Словом, я ошалел от счастья и плохо вникал в слова Ласкового Питера, а он говорил: