Поединок. Выпуск 2 - страница 8

стр.

Глория достала из кармана блузки мятую пачку и протянула сигареты, вглядываясь в покрытое копотью горбоносое лицо юноши:

— Хуан? Ты?

Она узнала своего товарища-комсомольца, механика с фабрики «Сумар», который вечерами занимался на рабфаке Технического университета.

— Привет, Глория! — устало отозвался Хуан. — Гарсиа здесь? По всему городу идут облавы. Составлены черные списки.

— Здесь, здесь, наверху. Пойдем.

Коммунист Фернандо Гарсиа, молодой профессор математики, по поручению ЦК курировал работу комсомольцев Сантьяго. Они нашли его на третьем этаже перезаряжающим винтовку. Рядом, у распахнутого окна, примостились еще два снайпера. На полу валялись стреляные гильзы.

Хуан рассказал товарищам о кровавых событиях на «Сумаре», о повальных арестах активистов Народного единства.

— Странная история, кстати. На улице Бенедикта XV мы чуть не напоролись на патруль. Спрятались в кустах, церковного сада. Когда карабинеры поравнялись с нами, я увидел среди них Марка Шефнера. Ну, этого — левака из «Мансли ревью», который вечно путался с мировцами...

— Сцапали его? — подал голос кто-то из снайперов, не отрываясь от оптического прицела.

— Да нет! Шел с офицером, покуривая сигару. Дружески болтал с ним. Посмеивался.

Глория вспомнила разговор с раненым мировцем. Конечно, среди леваков немало честных людей. Тот же Луис, к примеру. Но — боже мой! — сколько разных темных личностей постоянно вьется среди них...

— Фернандо, давай к нам! — позвали снайперы. — Начинается.

Мятежники под прикрытием пулемета выкатывали противотанковую пушку. Гарсиа вскинул винтовку. Сухой щелчок выстрела — наводчик упал. Его место тут же занял другой солдат. Раздался противный ноющий звук выпущенного снаряда. С потолка посыпалась штукатурка. На перекрестке установили еще два орудия — они били прямой наводкой. Здание сотрясалось. Замертво падали на бетонный пол молодые защитники университета. Стонали раненые. Но неравный бой продолжался.

Ровно в три наступило затишье.

Офицер прокричал в мегафон:

— Сопротивление бесполезно! Расходитесь по домам — никто не будет задержан. По приказу правящей хунты комендантский час в городе временно — до 18.00 — отменяется.

— Хуанито! Глория! На одну минуту. — Гарсиа вместе с комсомольцами вышел из аудитории в темный коридор. — Оружие мы не сложим, но долго нам не продержаться. Надо узнать, можно ли рассчитывать на помощь. Вы оба сейчас постараетесь выбраться отсюда. Сначала ты, Хуанито. Автомат и патроны, разумеется, оставишь здесь. Потом пойдет Глория. Только блузу хорошо бы сменить. На-ка мой джемпер, он тебе подойдет... Сверху накинь плащ.

— Я останусь здесь, — отрезала Глория.

— Не горячись! Это — задание, и притом опасное. Вы оба знаете в лицо членов горкома партии, знаете, где они живут. Разыщите кого-нибудь, доложите об обстановке в университете... Действуйте, пока мы не окружены со всех сторон.

Гарсиа обнял Хуана, расцеловал Глорию.

Они уходили с тяжелым сердцем, хотя в тот момент не могли и предположить, что больше никогда не увидят ни профессора, ни своих товарищей. После того как студенческий бастион падет, путчисты перебьют всех его защитников. В коридорах, аудиториях, на лестницах останутся сотни трупов.

Из воспоминаний О’Тула

САНТЬЯГО. МАРТ — АПРЕЛЬ

Март — самый разгар жары в этой стране сумасшедшей географии. Я совсем не вспоминал о холодной, заснеженной Канаде. Под прессом новых впечатлений прошлое сжалось, и я с облегчением забросил его на дальнюю полку в архиве памяти. Работа съедала все время, поэтому мне некогда было поискать особняк под корпункт. Да, в общем, и не было особой необходимости спешить — для одинокого корреспондента «Каррера-Хилтон» был вполне удобен.

Отшумевшие парламентские выборы ошеломили меня. Я никак не ожидал, что партиям Народного единства удастся укрепить свои позиции в Национальном конгрессе. Несмотря на лишения, явные экономические трудности, люди шли за Альенде, верили в него.

Выборы долго еще оставались темой бесконечных пересудов в «светских салонах» Сантьяго. О тональности этих пересудов дает некоторое представление следующий записанный мною разговор в доме сенатора Антонио де Леон-и-Гонзага.