Поэтесса - страница 5
Возможно, ответа на этот вопрос я и сам не знаю.
А может, я пишу свои картины потому, что мне, как всякому реальному человеку, легче всего думать отвлеченно…
…Когда-то, во времена перестройки, когда стали закрывать детские сады и открывать церкви, а рубли из деревянных стали превращаться в ворованные, моя приятельница, журналистка Анастасия, сказала мне:
– Петька, начни писать иконы.
За это скоро будут хорошо платить.
– Я пробовал писать святые лики, – признался я. – Потом бросил.
– Почему?
– Потому, что когда я пишу святых, у меня получаются святые.
– Тебя что – это не устраивает?
– Не устраивает.
– Почему?
– Потому, что я хочу, чтобы, когда я пишу святых, у меня получались бы хорошие люди.
– Разве когда получаются святые – это плохо? – Анастасия смотрела на меня очень внимательно, и в ее взгляде сквозь обычного и временами порядочного человека постепенно начинал проступать журналист.
Как маслянистое пятно на промокашке.
– Вполне возможно, что это совсем не плохо. Как минимум, это традиционно и привычно для окружающих. И, вполне возможно, это исторично. Так что, может быть, это – даже хорошо, – согласился я, сам не зная, с чем соглашаюсь.
Потом, увидев, что таким односложным ответом мне не разрешить проблемы, я дал развернутую, многообразную и всестороннюю характеристику ликописания святых:
– Скучно…
…Иногда мой ауросимволизм, особенно его доведенную до гиперации форму, путают с абстракционизмом.
Но – это совсем разные вещи.
Абстракционизм – подтверждение реальности мысли.
И – реальности мира.
Если есть от чего абстрагироваться – значит, мир реален.
А ауросимволизм – это попытка пройти по грани между реальностью и ее внутренним содержанием. И с этой грани взглянуть на окружающий нас мир.
Абстракционизм – это утверждение мира, а ауросимволизм – погружение в его мечту.
Ауросимволизм не изменяет того, что создала природа.
Он просто соединяет то, что создала природа, с тем, что хотела бы создать душа.
Я не помню, с чего это началось, и не понимаю, с чем это связано – просто однажды я проснулся и почувствовал себя ауросимволистом.
Может, революция какая-то во мне произошла.
И не моя вина в том, что каждый раз, когда происходит революция, в ее результате выходит не то, что замышлялось…
…Как и все художники, я начинаюсь с того, что умею изображать.
Изображать то, что меня окружает.
Просто время от времени я прихожу к тому, что изображать суть явления интереснее, чем его форму.
И тогда понимаю, что самое важное для художника – умение думать о большем, чем то, что он видит.
Быть глубже деталей.
Реализм – в деталях.
Человек – в нюансах.
Возможно, к этому я шел постепенно, и, видимо, еще не пришел.
Но иду – точно.
Хотя и не знаю – почему?
– Почему?.. – такие «Почему?» лучше не задавать ни себе, ни другим, хотя бы потому, что этим вопросом можно ответить на любой вопрос.
Или, вернее – не ответить.
Однажды меня спросил кто-то:
– Почему на твоих картинах все хоть чуть-чуть, но не так, как на самом деле? То небо чуть синее, то вода чуть зеленее.
Я не ответил сразу.
Сделал небольшую паузу.
Не оттого, что не знал ответа, а чтобы отделить небо от «самого́ дела».
А потом сказал:
– Потому что – то, как есть «на самом деле» – это зачастую большая ерунда.
– Все-таки картина должна изображать все так, как должно быть в жизни, – не унимался мой визави, и мне ничего не оставалось, как согласиться с ним:
– Да, – ответил я, избрав самую конформистскую форму продолжения спора – согласие с оппонентом, – только есть одна загвоздка.
– Какая?
– Так, как должно быть в жизни – в жизни никогда не бывает.
– Ну, а как же – реальность?
– Отсутствие реальности тоже – реальность.
– Почему?
– Потому что любой художник – немножко конкурент с Творцом того мира, который его окружает.
– Но ведь ты же пишешь пейзажи?
– То, что я пишу – это не пейзаж.
– А что?
– Ваше желание быть счастливыми.
Ваше желание завтра жить лучше, чем сегодня…
…Впрочем, большую часть времени я занимаюсь тем, чем занимаются многие художники – фиксирую то, что вижу.
Правда, в этом случае мое существование кажется мне каким-то тиражированным и бессмысленным, как существование солдата в строю на параде.