Поэтическое искусство - страница 23
Юнец неукротим: он безрассуден, страстен,
Порочным прихотям и склонностям подвластен,
К нравоученьям глух и жаден до утех;
Его манят мечты и привлекает грех.
Почтенный, зрелый муж совсем иным тревожим:
Он ловок и хитер, умеет льстить вельможам,
Всегда старается заглядывать вперед,
Чтоб оградить себя в грядущем от забот.
Расслабленный старик от скупости сгорает.
Не в силах расточать он жадно собирает,
В делах и замыслах расчетливость хранит,
Возносит прошлый век, а нынешний бранит,
И, так как с ним давно утехи незнакомы,
На них усердно шлет и молнии и громы.
Героя каждого обдумайте язык,
Чтобы отличен был от юноши старик.
Узнайте горожан, придворных изучите;
Меж них старательно характеры ищите.
Присматривался к ним внимательно Мольер;
Искусства высшего он дал бы нам пример,
Когда б, в стремлении к народу подольститься,
Порой гримасами не искажал он лица,
Постыдным шутовством веселья не губил.
С Теренцием[72] — увы! — он Табарена слил!
Не узнаю в мешке, где скрыт Скапен лукавый,[73]
Того, чей «Мизантроп» увенчан громкой славой.
Уныния и слез смешное вечный враг.
С ним тон трагический несовместим никак
Но унизительно Комедии серьезной.
Толпу увеселять остротою скабрезной,
В Комедии нельзя разнузданно шутить.
Нельзя запутывать живой интриги нить,
Нельзя от замысла неловко отвлекаться
И мыслью в пустоте все время растекаться.
Порой пусть будет прост, порой — высок язык,
Пусть шутками стихи сверкают каждый миг,
Пусть будут связаны между собой все части.
И пусть сплетаются в клубок искусный страсти!
Природе вы должны быть верными во всем,
Не оскорбляя нас нелепым шутовством.
Пример Теренция тут очень помогает;
Вы сцену помните: сынка отец ругает
За безрассудную — на взгляд отца — любовь,
А сын, все выслушав, бежит к любимой вновь.
Пред нами не портрет, не образ приближенный,
А подлинный отец и подлинный влюбленный.
Комический поэт, что разумом ведом,
Хранит изящный вкус и здравый смысл в смешном.
Он уважения и похвалы достоин.
Но плоский острослов, который непристоен
И шутки пошлые твердить не устает,
К зевакам на Пон-Неф пускай себе идет:
Он будет награжден достойно за старанья,
У слуг подвыпивших сорвав рукоплесканья.
Песнь четвертая
Жил во Флоренции когда-то некий врач[74] —
Прославленный хвастун и всех больных палач.
С чумою у врача большое было сходство:
Тут он обрек детей на раннее сиротство,
А там из-за него оплакал брата брат.
Не перечесть — увы! — безвременных утрат.
В плеврит он превращал простуды легкий случай,
Мигрень — в безумие и приступы падучей.
Но он из города убрался наконец,
И пригласил его как гостя в свой дворец
Давнишний пациент, случайно пощаженный,—
Аббат, поклонник муз и в зодчество влюбленный.
Вдруг лекарь проявил и знания и жар.
Входил он в тонкости, ну прямо как Мансар[75]:
Нет, недоволен он задуманным фасадом;
К тому же, павильон построил бы он рядом,
А эту лестницу чуть сдвинул бы назад.
И каменщика тут зовет к себе аббат.
А так как мне пора закончить сказку эту,
Я расскажу о том, что сделал медик наш:
Он в лавке приобрел линейку, карандаш,
Галена тяжкий труд навек оставил прочим
И, недостойный врач, стал превосходным зодчим.
Отсюда будет вам легко мораль извлечь: —
Коль в этом ваш талант, вам лучше булки печь;
Куда почтеннее подобная работа,
Чем бесполезный труд плохого стихоплета!
Тем, кто умеет печь, иль строить дом, иль шить,
Не обязательно на первом месте быть,
И лишь в поэзии — мы к этому и клоним —
Посредственность всегда бездарности синоним.
Холодный рифмоплет — всегда дурной поэт.
Пеншен иль Буайе — меж них различий нет.
Не станем мы читать Рампаля, Менардьера,
Маньона, дю Суэ, Корбена, Ламорльера[76].
Шут болтовней своей хоть рассмешит подчас,
Холодный же рифмач замучит скукой нас.
Смех Бержерака[77] мне приятней и милее
Мотена[78] ледяной, снотворной ахинеи.
Вы верить не должны тем льстивым похвалам,[79]
Что рой поклонников возносит шумно вам,
Крича; «Какой восторг! Он гений прирожденный!»
Порой случается, что стих произнесенный
Нам нравится на слух, но лишь его прочтем,
Как сотни промахов мы сразу видим в нем.
Я приведу пример: Гомбо у нас хвалили,
А нынче в лавке он лежит под слоем пыли.