Поезд 666, или Число зверя - страница 14

Интеллигент (открывает дверь туалета и щелчком переправляет туда окурок). Ну, вы терпеливая. А у меня бывшая жена нашла в бумагах мои стихи и на развод подала. Не посмотрела, что у нас сын, квартира, пять лет общей жизни за плечами.

Женщина. И что же это за стихи такие?

Интеллигент. Ну, например. (Читает ей на ухо.)

Женщина. Фу, гадость! Пакость какая!

Интеллигент. Так ведь я не писал ей эти стихи на открытке к восьмому марта, а в столе держал. А она залезла. Мало ли, что у нас, воспитанных людей, в загашнике души. Чем культурнее человек, тем больше у него такой пакости в глубине спрятано. Я вот не могу прилюдно выражаться грубыми словами. Что мне остается? И зачем эти стихи на суде в качестве вещественного доказательства зачитывать?

Женщина. Да, этого я не одобряю. Обматерить, по лбу дать — это одно. А разводиться!.. Вообще не понимаю, как это можно разводиться?

Проводница (подобравшись к ним). А я не понимаю, как за таких извергов замуж выходят?

Интеллигент (нервно). Между прочим, вмешиваться в чужой разговор некрасиво, да?

Женщина. По сути-то она права. Терпеть не могу бандюков! Сплошной убыток торговле.

Интеллигент. А я-то тут при чем?

Проводница. А ты главный бандит.

Интеллигент помутившимися глазами смотрит на женщину. Та разводит руками, как бы говоря: «Куда от правды денешься?». Вцепившись себе в волосы, интеллигент в отчаянии скрывается в купе.

Голос старухи. За какие грехи мучаете меня? То в темноту бросите, то светом слепите. Вроде честно жила, жила, как могла, пошто теперь терзаете?

Женщина (ворчливо). Честно она жила!.. Ну, и дура! Впрочем, и я ничем не лучше!.. (Проводнице.) Что, пора спать?

Проводница. Да, я гашу верхний свет.

Расходятся. Проводница в служебном отсеке щелкает тумблером.

Верхний свет гаснет.

Голос старухи. Ой, темно! И грохочет что-то! Что за гром такой страшный? И все качается. (Пауза.) Бросили меня, заперли куда-то. Ой, холодно! (Пауза.) И по маленькой нужде хочется. Что ж делать, милые? Господи, что делать?

Плач ребенка.

Голос Юли. Не плачь, мой сладкий, не плачь. Спи, золотце, утро будет ясное. Вот уже и засмеялся, радость моя!..

Плач затихает. Стук колес и редкое мелькание огней.

Занавес.

Поезд останавливается. Голос диспетчерши сообщает: «Скорый поезд 666 Калинов-Москва прибыл на первую платформу». Проводница выходит в тамбур, слышно, как гремит, опускаясь, лестница. Дрюндель и Вовчик выходят в коридор, закуривают.

Дрюндель. Ты такое за ним припомнишь? Добрый час едем, а он ни слова не сказал. Смотрит в окно, собака, и молчит.

Вовчик. Крыть нечем.

Дрюндель. Точно! И как только мы с этим психопатом в дружбу вляпались?

Вовчик. Не говори. Абсцесс.

Дрюндель. Помнишь, как он на кухне вздумал прочитать узбекам лекцию о товариществе? Если бы ты его за шкворень не упер, они бы его точно зарезали. А помнишь картину в Ленинском зале? «Штурм Берлина». Он на колонне рейхстага приписал: «Капитан Федоров. Жил как собака, погиб, как герой. 5 мая 45 года». Ротный полгода всех до одного сношал, хотел узнать, кто автор.

Вовчик. А приятно!

Дрюндель. Я, вообще-то, очутившись в этом поезде, поначалу обрадовался, думал, Писатель ротного отыскал, и мы едем отдать ему долги по полной программе. А чему обрадовался? В Москве военное положение, и если мы офицеру в ухо двинем, нам впендюрят по полной катушке. А если он за услуги хунте или, наоборот, президенту, уже генеральские погоны получил? Нас же сразу к стенке, Вовчик! Нет, ты понимаешь, во что на этот раз нас хотел втравить Писатель?

Вовчик. Ты ж сказал…

Дрюндель. Что он не нашел Федорова? Да, я и забыл. И что ему неймется? У меня дело со скрипом, но движется, через год, через два получу для своей труппы статус муниципального театра. У тебя тоже перспективы наметились. Иностранцы к нам приезжать начали, мотель для них строят. Чтобы родить, девять месяцев нужно ребенка вынашивать. А он нам предлагает родить за девять дней. Пока ты спал, стихи мне читал: «Товарищ, верь, взойдет она, звезда пленительного счастья! Россия вспрянет ото сна, и на обломках самовластья напишут наши имена!» Наши, с вами имена, говорит, золотыми буквами…