Поезд пришел на Тумнин - страница 3

стр.

— Это все?

Заметив мое недоумение, переводчик пояснил:

— Тимофей Иванович всегда, что думает, говорит-поет. Такой он человек, однако.

Услышав наш разговор, подошла Наташа. Ороч отодвинулся к окну, освободив ей место рядом с собой. Наташа села.

— Кто же такой Николай Павлович? — спросила она. — Уж очень, я думаю, хороший человек, если о нем не говорят, а в песне поют.

— О, шибко хороший человек! Учитель! — сказал ороч. — А Тимофей Иванович всегда говорит-поет, — повторил он будто для того, чтобы оправдать импровизатора, который все еще тихо пел, но уже без слов.

— Учитель? — переспросила Наташа. — Я тоже учительница!

— Наверно, тоже человек хороший, — сказал ороч и стал закуривать трубку, которая у него за разговорами погасла.

На дальнейшие расспросы Наташи об учителе он или кивал утвердительно головой, или отвечал одними и теми же односложными фразами: «Ничего, конечно» и «Однако верно».

— Видите, Наташа, как народ ценит труд учителя! — сказал Костя серьезно. — Вы правильно сделали, что взяли путевку к нам на Север.

— Я тоже так думаю, — ответила она. — Вы знаете, голова кружится от впечатлений. Какая-то удивительная дорога! Мне очень понравились слова: «Много, однако, добра сделал». Но почему же «однако»?

Пожилой ороч курил свою трубку и, казалось, вовсе не слушал того, о чем она говорила.

Из соседнего купе в это время вышел еще один ороч, молодой. Он был в темном лыжном костюме. Под расстегнутым воротом у него пестрела матросская тельняшка. На вид молодому орочу было не более двадцати трех лет. Стройный, красивый. Лицо загорелое, каштанового цвета. Большие, черные, слегка раскосые глаза. Он подошел к нам, спокойным движением руки разогнал перед собой дым, который извергала трубка моего соседа, и присел рядом со мной на край скамьи.

— Однако скоро, Василий Терентьевич? — спросил его мой сосед.

Молодой ороч посмотрел на часы.

— Без пяти шесть. Через час приедем.

Я уже успел заметить ту уважительность, какой орочи обращались друг к другу. И все же мне показалось странным, что пожилой человек называет юношу по имени и отчеству.

— Вы из Уськи-Орочской? — спросила Наташа Василия Терентьевича. — Скажите, какая школа у вас, семилетняя или средняя?

— Семилетняя.

— Национальная?

— Нет, по-русски преподают.

— Я же вам говорил, Наташа, что семилетняя, — вмешался Костя, оборачиваясь от окна.

Вершины высоких сопок за окном стояли в белом утреннем тумане, который медленно сползал по отвесным склонам вниз к Тумнину и постепенно рассеивался. Можно было предполагать, что день выдастся жаркий.

Слушая разговор Наташи и Василия Терентьевича, я уже догадывался, что Николай Павлович, видимо, и есть тот самый учитель, о котором меня просили, если будет возможность, написать корреспонденцию в газету. Я решил отложить все другие дела и вместе с орочами сойти в Уське.

— Вы не поможете мне разыскать учителя Сидорова? — обратился я к Василию Терентьевичу.

— Николая Павловича? Разыскивать много не нужно. Разыщем сразу. А вы к нам? Надолго?

Увидев у меня свежий номер журнала «Новый мир», он поинтересовался, помещено ли в нем продолжение «Повести о детстве» Гладкова, и очень обрадовался, когда узнал, что продолжение есть.

— Можно будет на денек одолжить журнал?

Мне было непривычно называть юношу по имени и отчеству. Но, как я впоследствии узнал, такой обычай твердо установился среди орочей давно — лет семнадцать назад, и я его не нарушил.

— Наверно, у вас трудно достать журналы? — поинтересовалась Наташа.

— Трудно. В прошлом году я подписался. А в этом не дали. Говорят, нет лимита. Вообще, литературы к нам пока присылают мало. Невозможно следить за новинками.

Она быстро поднялась, ушла к себе в купе и вернулась с двумя толстыми книгами.

— Возьмите, пожалуйста, я уже прочла.

— Ну, зачем это! Как же я их верну вам? — смутился Василий Терентьевич.

— Может быть, встретимся! — сказала она серьезно. — Мне очень хочется побывать у вас, в Уське.

— Приезжайте, будем рады!

Наступило недолгое молчание.

— Это мой папа, — прервал молчание Василий Терентьевич, кивком головы указывая на пожилого рыбака с сазаном. — Недавно он вез щуку, килограммов на семь. Какой-то пассажир пристал: продайте да продайте. Конечно, денег папа не взял бы. Но заметил у пассажира на полке стопку книг. Зная мою страсть к чтению, он предложил сменять рыбу на книги. И знаете, тот охотно согласился. Отдал пять книг. Правда, среди них учебник английского языка попался, но и он годится. Книги по рукам пошли. Все их читают.