Погибшая леди - страница 26

Большое кресло капитана было придвинуто вплотную к выходящему в сад окну. Он сидел, залитый вечерним солнцем, и почти ничего не говорил, но приветливо посматривал на Нила. Миссис Форрестер расположилась на диване в затененном углу комнаты и оттуда вела с Нилом разговор о его планах и предстоящем отъезде.

— Это правда, что Мэри собирается осенью выйти за Пучелика? — спросил вдруг Нил. — Кто же тогда будет вам помогать?

— Пока никто. То, с чем я сама не справлюсь, сделает Бен. Да что о нас говорить? Проскрипим зиму, как все деревенские старики, чем мы лучше их? — беспечно сказала миссис Форрестер.

Нил знал, что миссис Форрестер страшится зимы, но сейчас она владела собой, как никогда, и, как никогда уверенно, играла роль хозяйки дома, а между тем, собиралась стать в этом доме служанкой. Впервые Нилу пришло в голову, что беспечность миссис Форрестер дается ей нелегко.

— Не забывай нас, Нил, но и не кисни там! Заведи себе побольше новых друзей. Помни, двадцать лет бывает раз в жизни! Найди себе какую-нибудь хористочку, только обязательно хорошенькую, и води ее ужинать в ресторан. Если тебе придется туго, мы сможем тебя выручить, подошлем немного денег, правда, мистер Форрестер?

Капитан крякнул, казалось, слова жены его развеселили.

— Думаю, Нил, мы что-нибудь сообразим. Не вскакивай, мальчик, посиди еще. Ты должен с нами пообедать.

Но Нил объяснил, что никак не может задерживаться. Ему еще надо складывать вещи, а завтра он уезжает утренним поездом.

— Ну тогда мы чем-нибудь угостимся перед твоим уходом!

Капитан Форрестер с трудом, опираясь на трость, поднялся с кресла и прошел в столовую. Оттуда он вернулся с графинчиком и торжественно наполнил три бокала. Подняв свой, он, как всегда, выдержал паузу и провозгласил:

— За счастливые дни!

— За счастливые дни! — отозвалась миссис Форрестер, просияв своей самой лучистой улыбкой. — И успехов тебе, Нил!

Капитан с женой вышли вместе с Нилом на крыльцо и остановились у входа. Нил часто видел, как они вот так же стояли рядом, когда провожали гостей. Он спускался с холма, довольный и растроганный. Но едва ступил на мост, настроение у него сразу испортилось. Неужели эта грязная яма, куда он бросил розы в то утро, всегда будет вселять в его душу холодное сомнение?

Нил жаждал задать миссис Форрестер один вопрос, узнать правду и наконец успокоиться: как при всей своей изысканности и утонченности она может иметь дело с людьми, подобными Элингеру? Как и куда, проводя время с Элингером, прячет она эти присущие ей свойства? И как потом обретает их вновь? Снова становится самой собой, так что, глядя на нее, всем, и даже Нилу, приходит в голову мысль о клинке дамасской стали, готовом выдержать любой поединок и не сломаться?

Нил Герберт вновь приехал в родные края лишь через два года, и первым, с кем он встретился, возвращаясь домой, оказался Айви Петерс. Айви сел в поезд на одной из маленьких станций недалеко от Суит-Уотера, он участвовал там в каком-то судебном разбирательстве. Проходя по пульмановскому вагону, Айви заметил среди пассажиров молодого человека в сером фланелевом костюме и голубой шелковой рубашке, галстук тоже был голубой, но другого оттенка. Несколько минут Айви со спины рассматривал эту городскую птицу, а потом с тайным удовлетворением оглядел себя. Стоял жаркий июньский день, но на Айви была черная фетровая шляпа и готовый сюртук, тяжелый, словно зимний, — как раз такие нравились ему, когда он был еще мальчишкой. Засунув руки в карманы, Айви сделал шаг вперед.

— Привет, Нил! Я так и думал, что не обознался.

Нил поднял глаза и увидел красное, словно искусанное пчелами лицо со всегдашними ямочками на щеках, улыбающееся ему снисходительно и насмешливо.

— Добрый день, Айви. И я бы тебя сразу узнал.

— Совсем возвращаешься? Думаешь начать какое-нибудь дело?

Нил объяснил, что приехал всего лишь на летние каникулы.

— Вон что! Значит, все еще учишься? Выходит, на архитектора учат дольше, чем на какого-то адвокатишку. Только все равно, в Суит-Уотере теперь строят мало. Увидишь — у нас все изменилось.

— Может, присядешь? — Нил показал на соседнее кресло. — А ты стал юристом?