Погода – это мы - страница 6
историей. Для судьбы нашей планеты – и судьбы нашего вида по совместительству – это серьезная проблема. Как сказал морской биолог и кинематографист Рэнди Олсон[35]: «Вполне возможно, что климат – это самый скучный предмет из тех, что научный мир когда-либо представлял публике». Большинство попыток интерпретировать кризис либо и правда являются научной фантастикой, либо отвергаются как научно-фантастические. История изменения климата очень редко излагается в форме, пригодной для постановки в детском саду, и практически никогда в форме, способной выжать слезу у родителей. Перетащить катастрофу из-за границы нашего созерцания в дом наших сердец кажется совершенно невозможным. Как писал Амитав Гош в «Великом беспорядке»: «Климатический кризис также является кризисом культуры[36], а следовательно – кризисом воображения». Я бы назвал его кризисом веры.
Я знаю, что ничего не знаю
В 1942 году двадцативосьмилетний католик и участник польского подполья, Ян Карский, взял на себя миссию отправиться из оккупированной нацистами Польши в Лондон и дальше – в Америку, чтобы сообщить мировым лидерам о том, что творят немцы. Готовясь к путешествию, он встретился с несколькими группами Сопротивления, получив от них информацию и свидетельства для передачи на Запад. В своих мемуарах он описывает встречу с главой Еврейского союза социалистов:
«Лидер Бунда молча подошел ко мне[37]. Он схватил меня за руку так яростно, что мне стало больно. Я с трепетом посмотрел в его безумные, буравящие глаза, и меня тронула глубокая, невыносимая боль в его взгляде. «Скажите лидерам еврейского народа, что это не вопрос политики или тактики. Скажите им, что твердь земная должна разверзнуться до основания, мир должен восстать на дыбы. Скажите им, что они должны найти силу и мужество пойти на жертвы, на которые никогда ранее не шел ни один государственный деятель, жертвы столь же тяжкие, как и судьба моих умирающих соплеменников, и такие же беспрецедентные. Это то, чего они не понимают. Цели и методы немцев не имеют прецедента в истории. Демократические режимы должны отреагировать столь же беспрецедентно, выбрать в ответ неслыханные доселе методы…»
«Вы спросите меня, какой план действий я предлагаю лидерам еврейского народа. Скажите им обратиться во все важнейшие правительственные учреждения Англии и Америки. Скажите не уходить, пока они не получат гарантий, что решение о спасении евреев найдено и согласовано. Не позволяйте им ни есть, ни пить, пусть они умрут медленной смертью на глазах у всего мира. Пусть они умрут. Возможно, тогда совесть мира встрепенется».
В июне 1943 года, пережив путешествие настолько опасное, насколько это можно вообразить, Карский прибыл в Вашингтон. Там он встретился с судьей Верховного суда Феликсом Франкфуртером, одним из величайших умов юриспруденции в истории США, который сам был евреем. Выслушав доклад Карского о ликвидации варшавского гетто и массовых уничтожениях в концентрационных лагерях и задав ему ряд все более детальных вопросов («Какова высота стены, отделяющей гетто от остального города?»), Франкфуртер принялся молча шагать по комнате, потом сел обратно на стул и произнес: «Господин Карский, такой человек, как я, говоря с таким человеком, как вы, должен быть полностью откровенен. Поэтому я должен сказать, что не в силах поверить тому, что вы мне рассказали». Когда товарищ Карского стал умолять Франкфуртера принять доклад, тот ответил: «Я не сказал, что этот молодой человек лжет. Я сказал, что не в силах ему поверить. Мой ум и мое сердце устроены так, что не позволяют мне этого принять».
Франкфуртер не подвергал сомнению правдивость рассказа Карского. Он не оспаривал того, что немцы планомерно уничтожали европейских евреев – его собственных родственников. Он также не ответил, что, несмотря на то что доклад убедил его и поверг в ужас, он ничего не мог сделать. Вместо этого он признал не только собственную неспособность поверить в правду, но и осознание этой неспособности. Совесть Франкфуртера не встрепенулась.
Наши умы и сердца отлично подходят для выполнения одних задач и плохо подходят для других. Нам хорошо даются расчеты траектории движения урагана и плохо – решения убраться с этой траектории. Наша эволюция заняла сотни миллионов лет в условиях, мало похожих на современный мир, и поэтому мы зачастую испытываем желания, страхи и равнодушие, которые не соответствуют современным реалиям и не отвечают им. Мы чрезмерно зациклены на сиюминутных и внутренних нуждах – нас тянет на жирное и сладкое (что вредно для людей, живущих в мире, где и то и другое доступно по первому требованию), мы с преувеличенной бдительностью следим за детьми на игровых площадках (при этом игнорируем опасности для их здоровья посерьезнее, например перекармливаем их жирным и сладким) – оставаясь равнодушными к тому, что смертельно, но