Погонщик волов - страница 12

— Нет-нет, и не думай. — Липе недовольно тычет носком в мешок. Там что-то сухо хрустит.

Лопе отродясь не бывал в пекарне. Хлеб для семьи он покупает в лавке. Новые впечатления проникают через блестящие глаза Лопе. Блеклая голубизна между воспаленными веками делает их похожими на маленькие пестрые оконца. Итак, вот большая печь, вот дежи, а вот тестомешалка. Пузатый булочник бочком выскальзывает из пекарни. Отец все еще не отдышался. Булочник возвращается и сует Лопе длинный леденец. Теперь Лопе ничего не видит, кроме своего леденца, — ни лопат, ни противней.

Домой они возвращаются той же дорогой. Пекарня исчезает в вечернем тумане. Липе шагает, распрямив коленки.

— А теперь давай ешь свой леденец. Он только для тебя. Ты его заработал. Баб угощать нечего.

Лопе кивает с довольным видом. И откусывает кусок от своего леденца. Отец остановился. Он бренчит монетами, он достает их из кармана и пытается сосчитать в темноте. Лопе тоже останавливается и, хрумкая, поворачивается к отцу.

— Смотри, не проболтайся Труде, где мы были. Ты уже скоро взрослый будешь. Мужчина. Бабью не положено все знать.

Лопе сует в рукав остаток леденца. Мужчины не едят леденцов. Липе кладет понемножку денег в каждый карман. Теперь он не держит сына за руку. Теперь незачем. Про сломанную сливу они уже знают.

Липе становится веселый и разговорчивый. Как ни крути, а Лопе уже почти взрослый. И пора ему узнать кое-что из того, о чем детям не рассказывают. Пусть для начала придет поглядит, как телятся коровы. Лопе снова взялся за свой леденец. Обмусоленный кончик леденца так и сверкает в лунном свете.

— Ты думаешь, я сделал что-нибудь нехорошее? — спрашивает отец скорее себя самого, чем Лопе. Оказывается, он весь месяц хорошо распределял отпущенный для лошадей корм и у него остался лишний овес. Лопе заглатывает последний кусок лакомства.

— Вот ты отвечай, может хоть кто-нибудь сказать про моих лошадей, что это худые клячи? — любопытствует отец.

— М-м-м, никто, — говорит Лопе.

В лошадях он пока не очень-то разбирается.

— Ты погляди, как оно получается: картошка, семечки — и лошади становятся толстые, как улитки.

Лопе глядит на луну, облизывает мокрые пальцы и молча кивает.

— Так что же, по-твоему, — вдруг заводится отец, — отдавать лишний овес управляющему?

Лопе, собственно, ничего не сказал. И уж, конечно, он не считает своего отца таким дураком. Еще чего — отдавать! Слова беседы, которую Липе ведет с самим собой, выпрыгивают у него изо рта, будто лягушки: да ни один кучер ни в жисть не отдаст наэкономленного. Представь, что получится, если он, Липе, вдруг начнет отдавать. Его ж остальные кучера со свету сживут. Как? Обыкновенно.

Мать встречает их воркотней.

— Все давно остыло. Зачем мальчишке допоздна где-то шататься?

Липе, оттопырив щеки, дует на картофелину и сдирает с нее кожуру.

— Чего это у тебя красное на пальцах? Кровь, шла?

Лопе мотает головой и облизывает пальцы, чтобы продлить удовольствие. После еды он тихонько шмыгает в спальню. Труда и малышка уже спят. Кровать залита серебристым светом луны. Это все та же короткая детская кровать. И Лопе делит ее с Трудой. Но вскорости он должен получить длинную. «Ты уже скоро будешь взрослый». Ведь не может взрослый мужчина спать вместе с «бабьем».

Липе сидит на лежанке, положив ногу на ногу. Глаза его внимательно следят за движениями правой ноги в деревянном башмаке. Руки прижаты к карманам куртки.

— Ты, верно, совсем рехнулся! — И Матильда упирает руки в бока. Нос картошкой прямо побелел. Уголки губ словно проволочки, натянутые злобой. Резче обозначились на лице все складки. — Какого черта ты брал с собой мальчика? Чтоб самому не обделаться со страху?

— У него глаза позорче моих будут, а я хотел… вот тебе от меня деньги на ботинки. — Липе смотрит на нее снизу вверх и сует руку в карман.

— Мне на ботинки? На ботинки, говоришь? Молчал бы лучше. На водку, а не на ботинки. Можешь оставить свои сребреники себе. На ботинки я и сама заработаю. Заруби это себе на носу. Костьми лягу, а заработаю.

— То-то, что ляжешь…

— Ах, то-то! Плевала я на такие ботинки! Вот поймают тебя, будут тебе ботинки! Да еще мальчика взял. Нет, лучше не суйся ко мне!