Пограничная зона - страница 31
точно знаю — все у нас не так и всем скучно. Наша жизнь — не длинная река со спокойным течением, а искусственное озеро из антидепрессантов. Со стоячей водой. Я их вижу, моих родителей, двух моих мам — они словно зависли в пространстве. Похожие на темные фигурки в театре теней, они шевелятся, скрючив руки-ноги. Молча смотрят в пустоту, не говорят ни слова — ни мне, ни друг другу. Стоп-кадр. Видеомагнитофон моей семьи навечно замер на кнопке «Стоп». Но если я начинаю бушевать, все выходят из летаргии и кидаются заниматься мною. Я — «быстрая перемотка», я запускаю в действие механизм жизни нашего дома. Ну просто Арнольдина Шварценнегер: Сдохните, сукины дети! Вооруженная воображаемой базукой, я стреляю во все, что меня окружает, и предметы переламываются, и располовиниваются, и скукоживаются — и не могут меня сожрать. Тут ведь все такое огромное. Я разбиваю стакан — и мама заходится в крике, вопит так, что, того и гляди, сблевнет. Я срываю занавеску — и бабушка вопит, что я это сделала нарочно, что хочу все уничтожить — им назло. Да, могла бы — все бы испепелила. Растоптала бы этот проклятущий картонный дом с его букашками. Аннигилировала бы бластером мамину комнату, в которой живет горе. Разрубила бы на тысячу кусочков линялую мебель — она не дает мне закружиться в вихре до полного забытья. Но я не могу — вот и топчусь на месте.
Когда я бегаю и кидаюсь на стены, мама совсем теряется. Но она меня любит и все позволяет. Моя мама любит меня больше всего на свете. Я это знаю — вот и пользуюсь. Хочу куклу — пожалуйста. Биг-Мак — на тебе. Хочу смотреть телевизор до посинения — и смотрю. Я пользуюсь маминой любовью — может, даже слишком. Мама меня боится. Мама всего боится. Моя мама — жертва. Будь она ягненком — ее сожрал бы лев. Родись она в России — жила бы в Чернобыле, в двух шагах от взорвавшегося реактора. Стань она персонажем фильма ужасов — огромный зеленый слизняк ей первой откусил бы голову, руки-ноги и выгрыз бы внутренности. Она такая, моя мама, характера у нее не больше, чем у амебы. А вот я — не жертва, но червяк, которого цепляют на крючок как приманку для большущей рыбины, потому мама меня и боится. И не напрасно. Она боится моих криков и слез. Когда я кричу и плачу, она боится, что люди подумают, будто она плохая мать и бьет меня. Боится, что соседи нажалуются в комиссию по надзору за несовершеннолетними и они увезут меня в своем фургончике для детей — жертв домашнего насилия. Она боится оказаться в суде, и попасть в тюрьму, к лесбиянкам, и стать навечно их сексуальной рабыней. Вот скольких вещей боится моя мать, оттого и позволяет мне делать все, что я захочу. Махнешь на все рукой, заглотнешь две таблетки успокоительного — и забываешь обо всем на свете, перестаешь бояться, и жизнь кажется не такой уж и сволочной. Тогда моя мама улыбается.
Моя мама, она, конечно, меня боится, но еще сильнее она боится своей матери, моей бабушки. Потому что та очень требовательная. Она считает, что мамина жизнь принадлежит ей одной. Но вот со свадьбой-то с маминой у нее выйдет облом. Бабушка не захочет, чтобы мама выходила замуж. Но мама — в первый и единственный раз в жизни — ее не послушается. Мама захочет, чтобы у меня был отец. Она решит, что такой маленькой девочке будет хорошо и правильно получить настоящую семью, так будет лучше для моих нервов. Может, я успокоюсь и стану уравновешеннее. Для малышки с тонкой нервной организацией всегда лучше жить в полной дружной семье. Дружной! Дружной! Такой же дружной и единой, как те истинно верующие семьи, сфотографированные на церковных календарях, что висят на стенах, куда я запрыгиваю. Я хочу единства. Жажду быть дружной. Иметь семью будет так здорово для моей уравновешенности, что однажды я смогу прогуляться, как канатоходка, по перилам моста Жак-Картье, решая, в какой именно момент упасть вниз. Ну не здорово ли?!
Но в тот день, за год до свадьбы моей мамы и моего отчима, меня оставили на бабушку и я лежу в ее постели. Я весь вечер смотрела телевизор, но потом мне вдруг надоело. Обычно я бью все рекорды по просмотру: «Затерянный в космосе», «Киноклуб», «Отделка», реклама, объявления, анонсы, даже кулинарные передачи. Мне все равно, в пять лет я окончательно «подсела» на телевизор, заряжаюсь сплетнями из жизни голливудских звезд, можно сказать, я это до ужаса обожаю! Но в тот вечер я устала, мне очень быстро надоело — из-за бабушки. Тем вечером она пребывала в дурном настроении, и ворчала, и зудела, проклятая старуха, и раздражала меня.