Пограничный легион - страница 26

— Совсем ослаб, — добавил Пирс.

— Больно много вы знаете, — прорычал Гулден, — вот, когда я отбывал срок… только это не ваше собачье дело… Смотрите! Видите этот вот синяк?

Тут он нажал огромным пальцем на синюю шишку у Келлза на спине. Келлз застонал.

— Это от свинца. Тут пуля! — объявил Гулден.

— Черт возьми, похоже, ты прав, — воскликнул Пирс.

Келлз повернул голову.

— Когда ты надавил, у меня все онемело. Послушай, Гул, если ты нашел пулю, вырежи ее.

Джоун не осталась на операцию. Она вышла и не успела усесться под пихтой, как вдруг раздался пронзительный вскрик, а вслед за ним громкие оживленные голоса. Видно, Гулден времени зря не терял, и операция увенчалась успехом.

Вскоре мужчины вышли и занялись лошадьми и. поклажей.

Пирс поискал глазами Джоун и, увидя ее под деревом, крикнул:

— Вас Келлз зовет.

Келлз сидел, опершись о седло. По бледному лицу еще тек пот, но глаза уже стали совсем другими.

— Оказывается, пуля давила мне на позвоночник, — начал он, — они ее вынули, теперь я могу двигаться, я прямо ожил. Скоро я совсем поправлюсь… Только вот Гулден что-то слишком заинтересовался этой пулей. Она сорок четвертого калибра, а у Билла и Холлоуэя никогда не было такого оружия. Гулден наверняка это помнит. Он очень хитрый. А Билл у него чуть не самым близким другом был, как никто другой. Из них никому нельзя доверять, особенно Гулдену. Так что вам придется всегда быть около меня.

— Келлз, неужели вы меня и теперь не отпустите… не поможете добраться до дому? — тихо попросила Джоун.

— Девочка, сейчас это было бы больше, чем опасно, — ответил он.

— Ну, все равно, не сейчас, так после… При первой возможности?..

— Посмотрим… Только ведь теперь вы… моя жена! При этих словах в нем что-то переменилось. К нему словно бы стала возвращаться былая сила и властность, совсем оставившие его во время болезни.

— Вы не посмеете… — начала было Джоун, но не закончила. Что-то сжало ей горло и грудь, ее затрясло.

— А вы посмеете выйти отсюда и сказать им, что вы мне не жена? — бросил Келлз. Голос у него тоже окреп, в глазах, казалось, пробегали противоречивые мысли.

Джоун прекрасно знала, что об этом нечего и думать. Значит, придется выбирать меньшее из зол.

— Какой же человек способен быть таким скотом с женщиной, которая спасла ему жизнь, — прошептала она.

— Я на все способен. У вас был шанс. Я вам говорил, чтобы вы уезжали. Предупреждал, что, если поправлюсь, снова стану таким, как прежде.

— Да ведь без меня вы бы умерли!

— Для вас же было бы лучше… Слушайте, Джоун. Вот что я сделаю. Мы честно поженимся и уедем отсюда. У меня есть золото. Я еще молод. Я люблю вас. И вы будете моей. Я начну жизнь с самого начала. Ну, как?

— Как? Да я скорее умру, чем… выйду за вас! — еле выдавила она.

— Что ж, Джоун Рэндел, — ответил он, и в голосе его звучала горечь, — мне было явился призрак — мое лучшее, давно забытое «я», то, чем я был когда-то. Теперь он снова исчез… А вы остались со мной.

С наступлением темноты товарищи Келлза развели костер перед самым входом в хижину. Келлз полулежал на одеялах, опершись о седло, остальные расположились у костра лицом к нему.

Джоун перетащила свои одеяла в темный угол хижины, где ее никто не видел, зато она видела всех. Как же ей спать, когда рядом сидят эти бандиты? Да и сможет ли она когда-нибудь уснуть? И все же ей было не столько страшно, сколько любопытно. Она ясно видела, — хотя и не очень понимала, почему, — что ее присутствие как-то неуловимо меняет всю ситуацию: оно и волнует бандитов, и в то же время явно сдерживает. И она во все глаза следила за происходящим.

Сейчас, как никогда раньше, во всем, что ее окружало, Джоун чувствовала дикую, необузданную, первобытную силу. Даже костер, казалось, пылал диким необузданным пламенем: оно не вилось огненными языками, не трещало, то угасая, то разгораясь вновь, не пело, как положено пламени обыкновенного походного костра — нет, оно ослепительно сверкало, уносилось ввысь и, жадно давясь, на глазах пожирало поленья, бросало зловещие отсветы на жесткие мрачные лица. В своем неистовом буйстве оно еще больше сгустило первобытную черноту ночи, стерло с неба очертанья горных вершин, стерло звезды, поглотило и само небо. Где-то в непроглядной тьме бродили койоты, со всех сторон раздавался их неистовый пронзительный вой. Поднялся ветер. Печально и таинственно застонал он в кроне пихты.