Пограничный легион - страница 47
Теперь страх уступил место любопытству.
Большая хижина была пуста. Через входную дверь виднелась часть столпившихся бандитов. Все галдели, глядя куда-то вверх. Раздался повелительный голос Келлза, но слов было не разобрать. Потом в дверях появился он сам, а с ним Пирс. Следом шел Джим Клив. Как только эти трое оказались внутри, за ними, как рой разозленных пчел, втянулись остальные. Келлз и Пирс что-то говорили, но голоса их тонули в общем гаме. Наконец Келлз вышел из себя.
— Эй, вы, заткнитесь, черт вас возьми! — заорал он, и его окрик, как и реакция бандитов, яснее ясного говорили о его положении в банде и власти, которой он обладал.
Все мгновенно стихли.
— Ну так в чем дело? — грозно спросил Келлз.
— Слушай, хозяин, не лезь в бутылку, — добродушно отозвался Пирс. — Ничего особого не случилось. Просто Клив пальнул в Гулдена, вот и все.
Келлз едва заметно вздрогнул, однако и само это движенье, и беглая жестокая усмешка, скользнувшая по его липу, сказали Джоун, какую злую радость доставили ему эти слова. А у нее самой от изумления сжалось сердце.
— В Гулдена! — восклицание Келлза прозвучало скорее жадным вопросом.
— Да нет, он не загнулся, — ответил Пирс, — этого быка так просто не уложишь. Но все равно он ранен. Лежит у Бэрда. Тебе бы туда сходить да перевязать раны-то.
— Пусть хоть живьем сгниет, прежде чем я для него что-нибудь сделаю, — ответил Келлз. — Где Бейт Вуд?.. Бейт, возьми мою сумку, перевяжи его. А теперь, Пирс, объясни, из-за чего весь сыр-бор разгорелся?
— Да вроде как дружки Гулдена искали случая прицепиться к Кливу, ну, а он — к ним… Я хотел было вступиться, да как их удержишь от драки?
Во время разговора между Келлзом и его лейтенантом Джим Клив с окурком сигареты во рту спокойно сидел на краю стола, лениво болтая ногой в пыльном сапоге, на котором позвякивала Шпора. Лицо его было бледно, под глазами темнели тени. Таким Джоун его еще не видывала. Ну конечно — пьянствовал, скорее всего был пьян и теперь.
При виде его лица, на котором так несложно было прочитать обо всем, что произошло, Джоун едва подавила готовый вырваться крик. Да, с Джимом все кончено, он погиб безвозвратно.
— А из-за чего они подрались? — продолжал Келлз.
— Спроси Клива, — ответил Пирс, — чего это я буду за него отвечать.
Келлз подошел к Кливу и встал перед ним. Вид этих двух стоявших лицом к лицу мужчин потряс Джоун до глубины души. Какие они разные! Живой, умный, смелый и совсем не простой Келлз при всей его суровости был явно дружески расположен к сидевшему перед ним молодому изгнаннику. Клив же держался отчужденно, равнодушно, казалось, весь он ушел в себя; на лице его читалось невозмутимое, бесшабашное презренье ко всему окружающему. И, конечно, оба они были на много голов выше глазевших на них бандитов.
— Клив, ты почему стрелял в Гулдена? — резко спросил Келлз.
— Это мое дело, — медленно ответил Клив и, не спуская с Келлза острого взгляда, выпустил вверх тонкую струю голубого дыма.
— Конечно, твое… Только, помнится, на днях ты спрашивал меня… о Гулдене. Это все из-за того?
— Не-е, — ответил Клив. — У меня с ним свои счеты.
— Ладно, ладно. Но все же я хотел бы знать. Пирс говорит, ты не ладишь с дружками Гулдена. Если не удастся вас помирить, мне придется выбирать, на чью сторону стать.
— Келлз, мне на моей стороне никто не нужен, — ответил Клив и отшвырнул окурок.
— Нужен, — настойчиво возразил Келлз, — на границе каждому нужны товарищи, и благо тому, кто их заполучит.
— Ну, а я не нуждаюсь ни в чьей помощи. Мне она не нужна.
— Опять же, твое дело. Я ничего тебе не навязываю и не даю никаких советов.
В словах Келлза прозвучала и его сила, и уменье ладить с людьми, управлять их поступками. Как легко было сейчас вызвать у Джима Клива желанье противостоять воле Келлза — ведь он жадно впитывал дикие нравы границы.
— Значит, я вам не нужен? — бросив на Келлза угрюмый взгляд проницательных глаз, спросил Клив.
— Я обожду, — спокойно ответил тот.
Клив стал свертывать новую сигарету. Его сильные загорелые руки заметно дрожали. Джоун поняла, что дело тут не в волнении его нервов, и ей стало до слез жаль. Как он бледен, как угрюм! Как ясно на его лице отражается смятение, царящее у него в душе! Он бежал на границу со зла — на нее и на себя самого. И вот теперь, в этом диком мире, он, наверное, уже и думать забыл и о своем горе, и о ней — просто погрузился в вольную, разнузданную, преступную жизнь границы. За ее бурными треволнениями он, возможно, уже. и забыл бы о прошлом, но пока — пока в нем еще живо было одно непреодолимое стремление — губить и погибнуть. И Джоун вздрогнула, вспомнив, как жестоко посмеялась над легко ранимой гордостью этого мальчика, как безжалостно бросила ему в лицо, что такое ничтожество, как он, не способно даже на дурной поступок.