Погребенный кинжал - страница 63
— Калгаро велел мне разыскать тебя, — наконец сказал легионер. — Мы оба согласились, что, если кого–то на борту «Терминус Эст» и можно расспросить о корабле начистоту, так это Хунду Скорвалла.
Жестокосердный снова рассмеялся.
— Расспросить о корабле… или его командире? Я уверен, что вы больше хотите знать о намерениях Тифона, чем о его корабле!
— Да, это правда, — Цуррик пошатнулся и тяжело прислонился к ограждению. — Во имя клинка, почему здесь так адски жарко?
— О чем ты? — ветеран проверил свой тепловой сканер, но атмосферные показатели были в пределах нормы.
Цуррик тем временем продолжал говорить.
— Ты находился под командованием Тифона с тех пор, как он взял свой раздробленный флот и отправился в странствие… У Калгаро есть вопросы о том, что произошло за то время, пока Первый капитан отсутствовал, и немногие заслуживают нашего доверия, если быть… — он запнулся, словно потеряв нить разговора. — Если быть откровенным. Ты в их числе.
— Я мало что могу вам сказать, — признался ветеран, пытаясь сдвинуть свое тяжелое тело в предохранительных креплениях, удерживающих его на месте. — Тифону я был не слишком нужен. Думаю, он держал меня здесь, потому что понял, что я считаю его выскочкой. Я знал его с самого начала, Рахиб, так же, как и тебя. До того, как вас приняли в Легион…
Он затих. Хотя все, что осталось от его тела, было погребено в пласталевом гробу в глубине мощного кибернетического механизма «Контемптора», Жестокосердный все еще оставался больше человеком, нежели машиной. Поэтому он ощутил укол беспокойства, когда изучил био-сигналы Цуррика. Кожа молодого воина была красноватой, покрыта маслянистым потом, и ветеран сразу же узнал характерные черты того, что внутренние имплантаты легионера работают на пределе своих возможностей. Даже на таком расстоянии он мог сказать, что преомнор Цуррика, оолитовая почка и орган Ларрамана были заняты борьбой с чем–то внутри него.
— Парень, — резко сказал он, когда внимание Цуррика уплыло куда–то вдаль. — Ты ранен? — на субканале вокс-связи Жестокосердный уже передавал приоритетный запрос апотекарию. — Из–за чего тебя так покоробило?
— Я… я не знаю, — Цуррик обхватил свои перчатки, медленно стащил их и со звоном уронил металлические рукавицы на палубу. — Эта усталость… пришла ко мне внезапно. Когда я спускался вниз… на нижние палубы, чтобы найти тебя, — легионер сделал шаг и заколебался, а затем резко согнулся пополам, как будто его ударили в живот.
— Проклятье! — беспокойство Жестокосердного пересилило его приличия, и он разломал крепления, поднимаясь, чтобы приблизиться к Гвардейцу Смерти. — Рахиб, посмотри на меня.
— Я… — Цуррик попытался поднять голову, но тут воина пронзила такая сильная вспышка боли, что он был вынужден замолчать. Он напрягся и поперхнулся. Зловещие, жидкие выделения текли из его открытого рта, и внезапно Цуррика вырвало струей вязкой черной желчи прямо на палубу. Он вскрикнул в дикой агонии и упал на колени, прежде чем его снова вырвало, а сгорбленное тело воина сотряслось в неконтролируемых спазмах.
Ветеран, подойдя к нему, наклонился, чтобы поднять с колен, и как только он это сделал, датчики Жестокосердного зафиксировали что–то извивающееся и движущееся в темной дымящейся луже. Крошечные черви, больше похожие на личинок, вылуплялись у него на глазах, выворачиваясь наизнанку и превращаясь в серебристо-черных мух с влажными мерцающими крыльями.
Цуррик взвыл и скрючился, его укрепленные кости трещали одна за другой — настолько сильными были судороги. Услышав крики легионера, двое сервов, стоящих у входа в отсек, разинули рты, и на мгновение ветерану показалось, что они онемели при виде почти неуязвимого Гвардейца Смерти в такой агонии.
Но затем человеческие слуги начали кричать и царапать свою обнаженную кожу, после чего они тоже выплюнули внутренности текучими черными потоками.
— Инфекция! — проревел Жестокосердный, и это слово одновременно стало оцифрованным криком и предупреждением, переданным по вокс-сети. — Здесь инфекция! Запечатайте палубы!
Дрожащая рука поднялась и вцепилась в броню ветерана.