Погребенный светильник - страница 21

Тем временем корабль стремительно и неутомимо скользил по воде. Начиналось волнение, и с запада надвигались темные облака. Рулевые c тревогой ожидали приближения бури, грозившей смертельной опасностью. Но, даже застигнутый непогодой и дважды отброшенный назад со своего пути, корабль выдержал шторм и невредимо достиг Византии через три дня после прибытия туда Велизария с добычей из Африки.

В то утро Византия — оплот империи и владычица мира с тех пор, как с главы Рима свалилась корона, кишела людьми, ибо уже много лет этому городу, который любил праздники и игры больше, чем Бога и справедливость, не обещали столь великолепного зрелища, как в этот раз. Велизарий, победитель вандалов, должен был провести в цирке перед басилевсом, повелителем мира, свое победоносное войско со всей добычей. На украшенных стягами улицах теснились бесчисленные толпы народа, сплошная человеческая масса, черная и бурлящая, как море, заполнила продолговатое овальное огромное пространство ипподрома глухим гулом нетерпеливого ожидания. Ибо крытая императорская трибуна, кафизма, кичливо перегруженная тяжеловесными колоннами и затыкавшая, замыкавшая огромный овал, как фаршированное яйцо, все еще пустовала. Из подземного хода, соединявшего это праздничное помещение с императорским дворцом, еще не появился басилевс.

Наконец пронзительный звук фанфар объявил о начале торжества. Первыми вышли и выстроились в шеренгу императорские гвардейцы, чьи красные одеяния и блистающие клинки образовали сверкающий фон церемонии; за ними прошуршали, мерцая шелками платьев, высшие сановники, священники и евнухи. И только после них, несомые в двух роскошных паланкинах, появились самодержец Юстиниан с золотой короной на голове, изогнутой, как нимб святого, и Теодора в сиянии своих драгоценностей. Они заняли места на императорской трибуне, и ярусы в едином порыве разразились криками бурного ликования. Все забыли, что на этом же ипподроме всего несколько лет назад та же толпа штурмовала ту же трибуну с тем же императором и в наказание тридцать тысяч человек были потом обезглавлены на том же месте; в глазах забывчивой массы победа гасит любую вину. Тысячи людей, одурманенных роскошью, кричали и бесновались, не помня себя от восторга. Тысячи глоток ревели и визжали на сотне языков, так что каменная ограда сотрясалась от эха. Весь город, весь мир сотрясался в приступе обожания крестьянского парня из Македонии и изящной женщины, которая некогда (старики еще помнили это) здесь же, на ипподроме, танцевала обнаженной, открыто выставляя свое тело на обозрение, а потом на продажу всякому желающему. Но и это было забыто, как каждое позорное деяние после победы и каждое насилие после триумфа.

Но над этой беснующейся массой, чей продажный восторг перед победителем выплескивался с громкими криками, как грязные помои, на верхних террасах молчаливо возвышался другой народ, тихий и каменный: сотни и сотни греческих статуй. Эти изваяния богов были силой вырваны из мирных храмов, из Пальмиры и Коса, из Коринфа и Афин; их совлекли с триумфальных арок и колонн, обнаженных и светлых, какими они были в вечной белизне своего мрамора. Неуязвимые для преходящих страстей, навсегда погруженные в вечный сон своей красоты, стояли они, безмолвные, неподвижные и равнодушные к земной суете цирка. Их гордый взгляд поверх кровавых игр был устремлен в синюю даль, на чистые морские волны, катящиеся к Босфору.

Снова пронзительно и теперь совсем близко грянули фанфары, оповещая о том, что триумфальная процессия достигла ипподрома. Открылись ворота, и стихающий рев толпы снова раскатился громом восторга. Вот они, железные когорты Велизария, воздвигнувшие всемирную империю, победившие всех врагов! Пришло и для них время беззаботных игр! Еще круче, еще разнузданней взметнулась волна ликования, когда вслед за победителями на арене появились трофеи, сокровища Карфагена, и богатству их не было конца. Сначала гордо проехали триумфальные колесницы, некогда отобранные у римлян вандалами; за ними победители пронесли на высоких помостах тронные кресла, украшенные драгоценностями, и алтари неизвестных богов, и сверкающие статуи, изваянные безымянными мастерами во имя красоты, и наполненные до краев сундуки с золотом, и бокалами, и вазами, и шелковыми одеяниями. Все, что когда-то награбили грабители во всех концах света, теперь вернулось и принадлежало императору, империи, и при виде каждой драгоценности народ разражался приветственными криками, самозабвенно веруя, что все богатства и драгоценности земли отныне и навеки принадлежат ему.